— Уверяю вас, Анатолий Сергеевич, мой максимум — это желание стать командиром роты. Но уж простите, не линейной, а особой.
— Как вы и просили, я получил у командира батальона командировочное в разведотдел армии. Хотя что-то мне говорит, что вы этим не удовлетворитесь, — протягивая листок бумаги, произнес капитан.
Без соответствующих документов шататься вне расположения своего подразделения не рекомендовалось. Бардака в войсках, конечно, хватало, не без этого. Но контрразведка все же работала, и глупо бы было сбрасывать ее со счетов. Ну и патрули присутствовали, которые всех вызывающих подозрение сдавали как раз в контрразведку. Так что командировочное предписание будет совсем не лишним.
Ну и, разумеется, удачно то, что разведотдел имелся только при штабах армий, ни в дивизиях, ни в корпусах ничего подобного не было. Будь иначе, командир батальона ни за что не выписал бы командировочное. Подполковник Звягин был беспримерно храбр в бою, но откровенно пасовал перед начальством. Так что не могло быть и речи о том, чтобы прыгнуть через голову. Но так как эта самая голова была при штабе армии…
— Или грудь в крестах, или голова в кустах, Анатолий Сергеевич, — задорно ответил Шестаков, давая понять, что не боится бури, которая поднимется за обращение не по команде.
— Ну, тогда удачи. Глядишь, и у вас все получится, и у меня появится ротный офицер, а не волк, что все время в лес поглядывает, — ухмыльнувшись, произнес капитан.
— Кхм. Я как-то не думал, что доставляю вам неудобства.
— Так. Самую малость. — Капитан продемонстрировал небольшой зазор между большим и указательным пальцами, показывая эту самую малость. — И потом, если бы все доставляли такие неудобства, как вы, то мы уже пили бы пиво в Берлине. Удачи, Иван Викентьевич.
— Благодарю.
— Да. У кухни вас ожидает штабная коляска с возницей. Эдак у вас получится более споро.
— А вот за это отдельное спасибо.
До штаба армии путь был неблизкий. Городок Самбор, где он квартировал, находился более чем в ста верстах. Так что преодолеть этот путь за день или своим ходом нечего было и мечтать. Если бы не одно «но». До железной дороги было около двадцати верст, и по ней время от времени проезжали составы. Разумеется, о пассажирских перевозках не могло быть и речи. Но воинские эшелоны и санитарные поезда курсировали довольно регулярно. Учитывая, что сейчас лишь раннее утро, у Шестакова имелись все шансы добраться до штаба в течение дня.
В принципе так и вышло. До полустанка они добрались за каких-то три часа. Доставшаяся в качестве трофея легкая коляска оказалась как нельзя кстати. Нет, командир батальона вовсе не страдал манией величия и склонностью к повышенному комфорту. Он вообще не пользовался ею, обходясь верховой ездой. Но для решения некоторых хозяйственных вопросов коляска была намного предпочтительнее. Опять же не обходилось без различных инспекторов, которых надлежало доставлять от железной дороги. Словом, полезная вещь, чего уж там.
Вот и Шестакову она пригодилась. Проделать двадцативерстный путь с удобствами, да еще имея с собой пленного и двоих сопровождающих, — это кое-чего да стоит. По здравом рассуждении прапорщик решил прихватить Началова и Ильина, постепенно превращавшихся в неразлучную парочку. Ну не самому же ему присматривать за пленным.
Откуда он взялся? Почесав затылок и пару раз дернув себя за нос, Шестаков пришел к выводу, что ему совсем не помешает тот, кто хотя бы относительно сможет подтвердить правоту его слов. Нет, не в отношении готовящегося наступления, а касаемо каверз, проделанных его группой. Так сказать, взгляд со стороны противника на деятельность диверсантов и на эффект минных, пардон, фугасных полей.
Вот и подхватили одного из раненых, который двигался по дороге с передовой. Вообще их было трое, но двоих отпустили с миром. Тут с одним раненым придется помучиться, а о троих и говорить нечего. Риск, конечно, имелся, не без того, но кто не рискует, тот, как говорится, не пьет шампанское или что покрепче.
Конечно, было бы куда предпочтительнее захватить кого-нибудь из немецких офицеров штаба Макензена. Или раздобыть еще какое-то вещественное доказательство подслушанного им разговора. Но это совсем уж из ряда вон. Шестаков даже не представлял, насколько должно было ему повезти, чтобы заполучить еще и это.
На полустанке им улыбнулась удача. Как раз отходил санитарный поезд, который следовал через Самбор с остановкой в городе. Пришлось какое-то время уговаривать начальника поезда взять с собой попутчиков. Тот поначалу наотрез отказался, но потом доводы о важности сведений, которыми располагает пленный, возымели свое действие. Заодно раненому австрийцу руку обиходили. В смысле, сменили изрядно загрязнившуюся повязку.
В Самбор прибыли уже после обеда. Все же хорошо, когда имеется железная дорога. Шейранов прекрасно помнил, что значит путешествовать на «конной тяге». Никаких нервов не хватит. А так — милое дело. Нет, конечно, авто с сотней лошадок под капотом и дорога с нормальным покрытием — предпочтительнее, но его и так вполне устраивает ситуация.
Штаб армии располагался в двухэтажном особняке. Кому раньше принадлежало это здание, Шестаков понятия не имел, да и не собирался выяснять. В конце концов, какая ему разница. Главное, что его цель находится под этой крышей. Остается как-то туда попасть. Конечно, можно заявить, что прибыл в разведотдел армии. Но, несмотря на то что тот находился в этом же здании, вход в него осуществлялся через другую парадную, и, можно ли оттуда попасть в сам штаб, было совершенно неясно.
— Я к командующему, с донесением от командира Двенадцатого корпуса генерала Каледина, — показывая на свою полевую сумку, произнес Шестаков, обращаясь к дежурному при входе.
— Ваши документы.
Шестаков вручил документы, удостоверяющие личность, и, когда офицер записал его данные, прошел в сторону кабинета командующего. Нда. Как-то у них тут все… Несерьезно, одним словом. Ох, чует его сердце, достанется дежурному на орехи. А и поделом. Нечего расслабляться. Война тут, в конце концов, или что?
В приемной находились полковник, два подполковника и капитан. Нда. Прапорщик как-то не вписывается в общую картину. Наличествовал еще один капитан. Но этот выступал как бы в роли хозяина помещения, так как являлся адъютантом его высокопревосходительства.
— Прапорщик Шестаков, Сорок седьмой Украинский полк, с донесением к его высокопревосходительству от его превосходительства генерала Каледина.
— Давайте! — окинув прапорщика равнодушным взглядом, бросил адъютант.
— Что давать?
— Донесение давайте, что же еще?
— Прошу простить, но имею приказ передать лично в руки.
— Послушайте, прапорщик, если его высокопревосходительство будет принимать каждого курьера…
— Простите, господин капитан, у меня и в мыслях не было препираться с вами. Но я в некотором роде имею касательство к данному донесению, содержащему факты первостепенной важности. А потому могу ответить на целый ряд вопросов, которые непременно появятся у его высокопревосходительства.