— А ты чего не в кровати, Грех?! Да еще со стволом разгуливаешь!..
— Да сколько можно‑то?! — усмехнулся тот. — Пролежней не хватало только!.. Пошел, вон, книжечку полистать… — он кивнул на томик, лежащий невдалеке на небольшом столике. — Ангелы на снегу, мля!.. — произнес он название книги. — Хер какой‑то написал, но ничего так…, рекомендую!.. Ну, вот… — замялся он ненадолго, — а потом уснул… И тут вы, мля, приперлись!.. Напугали спросонья, мать вашу!.. Подумал, что вражина по мою душеньку!.. — Грешник рассмеялся, и я подумал, что, может, и вправду не все так плохо с ним, как кажется.
Ужин, как сказал Кипиш, будет спартанским: макароны с тушенкой. Да, это, конечно, не изыски Циркулевской кухни, но мне очень понравилось. Из тарелки веяло запахом чего‑то родного, привычного и чего‑то очень простого, дружеского. Прежде чем начать готовку, Кипиш распаковал один из наших рюкзаков, достал оттуда заранее купленные свечи и зажег их. Затем он отключил абсолютно все освещение и выдернул штепсель масляного обогревателя из удлинителя, сообщив, что иначе плитка не будет греть, как следует, не хватит напряжения. Позже, когда макароны сварились, он вскрыл банку с тушенкой, перемешал все вместе и, разложив по тарелкам, поставил порции на столик рядом с диваном. Насчет соленых огурчиков Кипиш не обманул, и литровая баночка с корнишонами вскоре тоже появилась на столе. При виде огурцов я искренне рассмеялся и был мысленно благодарен судьбе, что встретил этих ребят.
— Как успехи в Старом? — спросил Грешник, когда мы уселись на диван.
Он явно не собирался ужинать, несмотря на то, что к нему придвинули тарелку с макаронами. Судя по всему, аппетит у него совершенно отсутствовал.
— Глухо!.. — ответил солдафон, забросив в рот пищу. — Никто ничего не знает…, ну, или молчат, как партизаны!.. Хотя мне кажется, что все‑таки не знают!.. Ржавый… — Кипиш наколол вилкой огурец и надкусил половину. — Ржавый там был… Видели несколько раз, но… — он замялся. — Это же ни о чем не говорит?! Мало ли бандюков трется в Соборе…. Так что… — протянул он. — Надеться остается только на Монаха. Может, он что добудет…, хотя мне кажется, что…, ни фига в общем!..
— Хочешь сказать, — прохрипел Грешник, — что такая операция против нас прошла незаметной?!
— Хочу сказать, что никто ни хера не знает!
— Бред! — резко произнес Грех. — Ржавый сто пудово вербовал людей!..
— Ну, да!.. — невозмутимо ответил Кипиш. — Мы же их всех и положили!..
— Постойте, ребят!.. — вклинился я в разговор. — А как же разведбат?.. Этот парень, которому ты… — я замялся, глядя Грешнику в глаза. — Он же говорил, что с Красностава группа была!.. Надо с ними поговорить!..
— Ага!.. — произнес солдафон, посмотрев на меня. — И как ты это себе представляешь?! Придем в Красный и спросим, не ваши ли ребята левака творят на задворках?! Вот это точно бред!.. Нас там же и схоронят, мля!..
— Не, ну, а что…, — я вдруг почувствовал себя глупо, но все же продолжил, — у вас знакомых нет в разведбате?!
— Знакомых‑то?! — Кипиш потер подбородок. — Ну, не знаю даже…
— Подожди!.. — Грешник наклонился ближе к столику. — А этот…, Карб?! Механик‑то, к которому вы "Субурбан" уперли?! Вспомни, Кип, его же частенько красные дергают по технике!.. По — любому связи есть!..
— Хм… — солдафон задумался. — Возможно, ты и прав…
— Красавчик, Фарт, молодец!.. — улыбаясь, кивнул мне Грешник. — Короче, завтра же займитесь этим вопросом!.. Монаха не ждите…, вариант и вправду, скорее всего, дохлый…. Так, а сейчас…, — он кивнул Кипишу, — давай по пять капель!.. За встречу и за идею, так сказать!..
— Ты ж на колесах, Грех! — с сомнением произнес солдафон. — Нельзя же!..
— Так!.. — резко ответил Грешник. — Вот только ты не начинай!.. Сегодня у меня праздник!..
Не знаю, сколько прошло времени, но мне показалось, что летит оно незаметно. Пятью каплями, конечно, не обошлось. Буквально каждая новая тема в разговоре оканчивалась следующей стопкой водки, и я безумно радовался этим минутам, проводимым с друзьями. Кипиш уже изрядно пьяненьким языком не прекращал травить анекдоты, многие из которых оказались знакомыми, но мы с Грешником все равно ухахатывались, словно услышав их в первый раз. Чуть позже, ожидая еще одного тоста, я вдруг уставился на затейливый рисунок ковра, висящего на стене за спинкой дивана, и спросил:
— Неужели вы все сами сюда волокли?! Уютно так!.. — заключил я, обведя взглядом комнату. — Даже холодильник, блин, есть!..
— Вот, братуха…, — Кипиш придвинулся ко мне, — про холодильник лучше молчи!.. Больная тема!.. Если все остальное разобрали, а потом уже здесь собрали, то, мля, это… — солдафон кивнул в сторону холодильника. — Короче, жопа!.. Я бы лучше лишний раз на мародерку сходил, чем еще раз тащить его!..
— Да ладно тебе!.. — встрял Грешник. — Вещь‑то полезная!..
— Да иди ты, Грех!.. Чем полезная?! Дурость это ваша с Нео была, вот и все!.. А я пузо свое надрывал. Он же даже подключен никогда не был, ибо незачем!..
— Как незачем?! — Грешник потянулся за огурчиком. — А эстетика, а уют?!
— Во — во!.. В задницу твой уют!.. Кстати, прикинь, — солдафон приобнял меня за плечо и резко прижал к себе. — Этот гаврик, бляха муха, на гитаре жванькает знаешь как?! Зверь!.. Жаль, у нас гитары нет…
— Я дико извиняюсь, — произнес я, потерев живот, намекая, что хочется в туалет, — но где у вас тут…?
— Туда!.. — солдафон указал пальцем на выход из комнаты. — Прямо и налево…. Увидишь, короче!.. Там горшок и умывальник, не запутаешься!
Неширокий коридорчик провел меня мимо различных помещений. В одном из таких помещений я увидел прижатую к стене двухъярусную кровать и тумбочку со стоящим на ней огарком свечи. В центре на полу расположился электрический обогреватель. Еще одна комната оказалась совершенно пустой, а вот в следующей как раз и обосновался пластиковый горшок биотуалета. Рядом у стены стоял умывальник с зеркалом. На полочке слева я обнаружил стаканчик с зубными щетками, баллончик пены для бритья и тюбик крема после бритья, еще целлофановый пакетик с россыпью бритвенных станков. Посмотрев на себя в зеркало, я провел рукой по изрядно заросшему лицу и решил, что как только завершу отхожие дела, то обязательно побреюсь. И побрился…
— Вот это ни фига себе!.. — воскликнул солдафон, когда я вернулся. — Мы уж подумали, ты уснул там, а он…, смотри, Грех, красоту наводил!..
— Пойду я… — Не обратив внимания на возглас Кипиша, пробормотал Грешник. — Чего‑то накрыло меня…, я пойду…
Грешник попытался подняться, но его ноги подкосились, и он рухнул в кресло. И тут внутри у меня зародилось какое‑то тягучее беспокойство. Я не мог понять, с чем оно связано. Да, Грешник был явно очень болен, но при этом держался довольно бодро. Сейчас же его слабость была связана скорее с количеством выпитого, чем с болезнью, но вот эта тревога, черт…