Большинство этих радиокомбайнов были установлены в Кремле в кабинетах членов политбюро и некоторых министров, а также у Патриарха Всея Руси Алексия и нескольких «особо избранных» персон.
Так получилось, что техническое обслуживание всех этих пятидесяти телевизоров было доверено мне, поскольку эксплуатировавшиеся до этого в кремлевских кабинетах телевизоры «Т2-Ленинград» в основном обслуживал также я (по территориальному признаку), а также потому, что в качестве телевизора в комбайне «Т3-Ленинград» использовалось с незначительными доработками шасси телевизора «Т2-Ленинград».
Эксплуатация этих телевизоров породила ряд неожиданных проблем, в частности крайне низкая надёжность только что освоенных на московском электроламповом заводе новых кинескопов с огромным размером экрана…31(!!!) см. диаметром!
Не стоит смеяться, дорогие читатели. На фоне 18-см. кинескопов телевизоров КВН такой экран и вправду казался тогда фантастическим.
В связи с этим Хейфецу пришлось регулярно наведываться в столицу, и это неизбежно привело к тому, что наши пути пересеклись.
По просьбе Хейфеца я регулярно представлял ему своеобразные отчёты о надёжности новых комбайнов, о наиболее слабых местах его схемы и конструкции, а также позволял себе высказывать свои личные соображения о возможных способах устранения этих недостатков.
А ещё через какое-то время, а точнее — в сентябре 1954 года директор московского радиозавода «Темп» Дмитрий Евгеньевич Глаголев сумел переманить Хейфеца на свой завод, организовав ему в Москве отдельную квартиру и прописку всей семье.
Приход Хейфеца на «Темп» в качестве Главного конструктора по телевизионной тематике повлёк за собой существенные кадровые изменения в конструкторском бюро: он лично «выуживал» грамотных, толковых специалистов на других московских предприятиях и с помощью Глаголева добивался через министерство промышленности средств связи их перевода в свой коллектив.
Довольно быстро очередь дошла и до меня, однако министерство «стало в позу» из-за того, что пришлось бы «на переправе» заменять проверенного ремонтника кремлёвских комбайнов. Компромисс был достигнут тем, что мой перевод на «Темп» сохранял за мной обязанность обслуживать все 50 комбайнов «ТЗ-Ленинград».
Первым детищем Хейфеца на московском радиозаводе стала модель «Темп-3». Внешнее оформление новой модели было поручено талантливому художнику, прекрасному человеку Глебу Николаевичу Дивову. Найденное им решение было самобытным и оригинальным. В отделке футляра впервые были применены детали из анодированного цветного алюминия, натуральные шпоны декоративных древесных пород (ореха, красного дерева, карельской березы), для защиты от возможного взрыва кинескопа использовалось закалённое «сталинитовое» стекло. Удачная компоновка акустической системы обеспечивала телевизору прекрасное качество звучания.
На самом передовом техническом уровне были решены вопросы схемотехники, конструкции, технологии производства. К большинству этих решений было применимо понятие «впервые». Впервые в телевизоре был применен прямоугольный металлостеклянный кинескоп с диагональю в 43 см и миниатюрные «пальчиковые» лампы. Впервые блок радиоканала был выполнен в виде отдельного законченного узла, став неким прообразом будущих печатных плат. Впервые была применена запатентованная схема инерционной синхронизации, обеспечивавшая высокую помехоустойчивость телевизора при «дальнем» приёме. Впервые была разработана ставшая вскоре унифицированной схема высокоэкономичной строчной развёртки на только что освоенном электронной промышленностью пентоде 6П1ЗС. Наконец, помимо собственно телевизора, модель «Темп-3» имела встроенный УКВ-радиоприёмник с плавной настройкой на всём ЧМ-диапазоне.
Одним словом, новая модель не имела себе равных не только в СССР, но и за рубежом, что вскоре подтвердилось на Всемирной Выставке в Брюсселе. Об этом, собственно говоря, и будет наш рассказ.
После успешной демонстрации первых образцов в министерстве, во Всесоюзной Торговой Палате и в ЦК КПСС, модель была одобрена и рекомендована к серийному производству, а также в качестве экспоната на предстоящую выставку «ЭКСПО-58» в Брюсселе.
До открытия выставки оставалось меньше года, когда в один прекрасный день Хейфец предложил мне, художнику Дивову и ещё двум инженерам — Защепкину и Травину — задержаться после работы, чтобы обсудить одну новую идею. Идея, прямо скажем, была не просто новой, но и революционной, если не сказать — авантюрной. Она состояла в том, чтобы за оставшиеся 10 месяцев разработать и создать специально для «ЭКСПО-58» две новые модели на только что разработанном и освоенном в производстве новом стеклянном прямоугольном кинескопе с небывалым размером экрана — 53 см по диагонали!
Одной из этих моделей должна была стать увеличенная в масштабе копия телевизора «Темп-3», и с этим особых трудностей не предвиделось. Что же касается второй идеи, то её изложение Хейфец начал с того, что как-то хитро посмотрел на меня и спросил:
— Послушай, академик, тебе лично не кажется, что комбайн «Ленинград-Т3» на сегодня уже морально устарел?
— Не понял, — совершенно искренне удивился я.
— С каких это пор ты вдруг стал туго соображать?
— Я правда не понимаю, причём тут «Т3».
— Вот и я также думаю: не повезём же мы в Брюссель такую устаревшую модель в качестве иллюстрации наших последних достижений?
— Куда это Вы клоните? — насторожившись, уточнил я.
— Ну, слава Богу, ты ещё не совсем разучился логически мыслить.
Трое других участников совещания с недоумением следили за нашим диалогом, поскольку о телевизоре «Т3-Ленинград» не имели ни малейшего представления (о его существовании в своё время «сверху было рекомендовано» особо не распространяться).
— Но это же чистейшей воды авантюра! — почти закричал я. — Посмотрите на календарь!
Хейфец театральным жестом полистал календарь и заявил:
— Насколько мне известно, десяти месяцев даже больше, чем достаточно, чтобы создать нового человека, а тут речь идёт всего о каком-то телекомбайне!
— Ну и как же Вы себе это представляете? — не унимался я.
— Элементарно. Шасси телевизора у нас уже есть готовое, кинескопы с МЭЛЗа привезут уже на этой неделе, министерство выделило нам пять экземпляров новейшего всеволнового радиоприёмника «Люкс», что же касается низкочастотной части и акустики, то здесь я тебе не советчик, поскольку по моим агентурным сведениям это как раз тема твоего дипломного проекта. Или я ошибаюсь?
Здесь надо сказать, что Хейфец не ошибался, поскольку я действительно готовился к защите диплома в Институте Связи по теме «Стереофонический УНЧ высшего класса», два экземпляра которого уже были полностью готовы и даже прошли аттестационные испытания в ленинградском институте радиоприёма и акустики им. Попова (ИРПА), где получили наивысшую оценку.
— Да, и ещё чуть не забыл! — вдруг добавил Хейфец — Завтра ты вылетаешь в Новосибирск, командировку я тебе уже оформил. Там на радиозаводе разработали и изготовили опытную партию новейшего магнитофона — четырехдорожечного, с автореверсом, но, правда, монофонического. «Мелодия» называется. Получишь пять штук и ещё несколько комплектов в разобранном виде и сразу же займёшься их доработкой до стереофонических.