– Граис, – Касат отодвинул в сторону деревянную плошку с едой и, подавшись вперед, навалился грудью на стол. – Таких проповедей мы уже наслушались от Сирха. Поэтому и ушли в горы, чтобы начать свою борьбу. Сейчас йериты нуждаются не в призывах к смирению, а в таких речах, которые позовут их в бой.
– Это тебе сказали сами йериты? – вскинув брови, с показной наивностью спросил у Касата Граис.
– Мы не в игры здесь играем! – крепко стиснул кулаки Касат. – Мы готовимся к войне с Кахимской империей! И если ты, Граис, йерит, если ты любишь свою страну и свой народ, ты должен быть с нами!
– Грудвар еще в тюрьме просветил меня насчет моего долга перед йеритами, – кивнул в сторону бородача Граис. – Почему вы все считаете, что именно я смогу объединить йеритов, сплотить их и поднять на борьбу?
– Потому что в Йере нет ни одного человека, который не знал бы твоего имени, – сказал Фирон.
– Лучше бы они так же хорошо помнили мое учение, – заметил Граис. – Я призывал людей только к смирению перед властью, а не на борьбу с ней.
– Как бы там ни было, Граис, хотел ты этого или нет, но для всего Йера ты стал символом борьбы против власти империи, – неожиданно убедительно и веско произнес Грудвар. – Я бы сказал, что ты уже не принадлежишь только самому себе. Ты уже стал частью истории. Право решать, как поступать и что делать дальше, безусловно, принадлежит тебе. Но помни о том, что сейчас ты стоишь не только на собственном Пути к Поднебесному, но и на Пути, по которому идет весь Йер.
Граис устало прикрыл глаза и, опершись руками на чурбак, служивший ему сиденьем, откинул голову назад.
– Если бы ты только мог себе представить, Грудвар, насколько ты прав, – медленно произнес он. – И именно поэтому я не стану предпринимать ничего, что могло бы подтолкнуть йеритов к восстанию. Война, начатая йеритами против Кахимской империи, будет проиграна, еще даже не начавшись.
– Откуда такая уверенность? – презрительно скривил губы Касат.
– Лучше всего будет, если все вы соберете свои вещи и разойдетесь по домам, – не вдаваясь в долгие объяснения, сказал Граис.
– Я считал тебя патриотом, Граис, – с грустью в голосе произнес Касат.
– Если называть патриотизмом любовь к своей родине и своему народу, то я патриот в гораздо большей степени, нежели ты, Касат.
– Патриот не призывает сдаться еще до начала битвы!
– Тот, кто любит свой народ, не посылает его на смерть.
– У меня такое впечатление, Граис, будто мы с тобой говорим об одном и том же, но на разных языках, а поэтому и не понимаем друг друга, – с разочарованным видом покачал головой Касат.
Для Граиса не составило большого труда разобраться в сущности Касата. Предводитель вольных относился к тому типу людей, которые, приняв однажды какое-либо решение, не желают отклоняться в сторону хотя бы на шаг. Любое высказывание, противоречащее их мнению, они воспринимают, либо как откровенную глупость, либо как скрытое предательство. Благодаря такому взгляду на вещи и окружающих его людей, Касат, должно быть, считал себя необыкновенно мудрым и проницательным. Однако по собственному опыту Граис знал, что именно такими людьми проще всего манипулировать. Для того, чтобы заставить Касата действовать в нужном направлении, следует всего лишь осторожно подвести его к принятию требуемого решения так, чтобы он был уверен, что идея сама пришла ему в голову.
Если Касат был прост и понятен Граису, то Грудвар удивил его даже больше, чем в тюрьме. Тогда Граис подивился тому, как расчетливо и точно действовал бородач, словно все детали побега были ему заранее известны. Сейчас же Грудвар был единственным человеком в комнате, который слушал Граиса с неподдельным интересом. И, как чувствовал Граис, слова его находили у Грудвара понимание. Хотя бородач и не отличался широкой образованностью, однако живой и быстрый ум позволял ему легко схватывать и воспринимать совершенно новые для него идеи. Про себя ксенос отметил, что такой союзник, как Грудвар, пользующийся несомненным авторитетом среди вольных, был бы ему весьма кстати.
Фирон, почти не принимавший участия в беседе, сидел ссутулившись, зажав руки между коленями. Он был растерян, дух его подавлен. Граис никак не мог понять, чем так сильно сумел привязать к себе отнюдь не глупого Фирона пустослов и демагог Касат? Как бы там ни было, на помощь Фирона, чья душа разрывалась между учителем и предводителем вольных, рассчитывать не приходилось. Он был подобен тому самому ослу, который мог умереть с голоду, не в силах принять решения, к какому из двух стогов сена, расположенных на равном удалении от него, следует направиться.
Обведя взглядом всех троих, Граис остановил его на Касате.
– Я всегда готов искать взаимопонимание с людьми, – сказал он, дабы положить конец разговору.
– Вот и отлично, – Касат сложил вместе ладони с широко расставленными пальцами. – У нас еще будет время поговорить. Ты ведь не собираешься покинуть наш лагерь прямо сейчас?
– Мне некуда идти, – развел руками Граис. – Поэтому в данный момент я вынужден воспользоваться вашим гостеприимством.
– Никаких проблем, – дружески улыбнулся Касат. – Тебе, наверное, хочется отдохнуть, – у тебя была нелегкая ночь.
– Так же, как и у Грудвара, – ответил Граис.
– Вот Грудвар и покажет тебе, где устроиться, – Касат поднялся из-за стола. – Да пребудет с тобой милость Поднебесного, Граис из Сиптима.
– Так же, как с тобой, Касат из Сумия, – ответил Граис и после короткой паузы поднялся на ноги и направился к двери.
Не оборачиваясь, он чувствовал взгляды всех троих, направленные ему в спину. Затем послышались шаги. Граис не сомневался – следом за ним идет Грудвар.
– Что произошло с Фироном? – спросил Граис, когда они вышли на улицу.
– А что с ним произошло? – переспросил бородач, хотя прекрасно понял, о чем его спрашивал Граис.
– Ты говорил, что и прежде знал Фирона, – сказал Граис.
– Верно, знал, – кивнул Грудвар.
– Прежде, насколько я помню, он не был таким скованным, нерешительным и замкнутым, каким я увидел его сегодня.
Грудвар, прищурившись, искоса глянул на Граиса.
– Ответь мне на один вопрос, – сказал он.
– Я слушаю тебя…
– Это правда, что пятнадцать лет назад Фирон, твой ученик, сдал тебя шалеям?
– Правда, – ответил Граис. – Но правда и то, что я сам его об этом попросил.
– Это действительно так? Ты не пытаешься сейчас оправдать Фирона?
– Мне нужно было встретиться с наместником, – объяснил Граис. – А другого способа попасть к нему, кроме как позволить схватить себя, у меня тогда не было.
– Почему ты не сдался сам?
– В то время по Йеру бродило множество странствующих проповедников. Кое-кто из них называл себя моим именем. А мне нужно было, чтобы у наместника не возникло сомнений в том, что перед ним истинный Граис из Сиптима. Поэтому я и попросил Фирона указать шалеям место, где я ночевал.