Book.

Этой передаче РТЛ, посвященной делам Рюссье и Дево, о которой Эдгар Шнейдер писал: «Папийон вогнал в дрожь антенны „Радио-Люксембург“, они до сих пор еще дрожат от негодования», суждено было стать одной из двух капель, переполнивших чашу.

Второй, и последней, стало приглашение меня в качестве «жертвы правосудия» людьми, творящими законы и пекущимися о правосудии и о его жертвах. Дело происходило под сводами всеми уважаемого факультета правоведения в Париже. Но чтобы какой-то там каторжник сидел рядом с мэтром Жаном Лемером, председателем коллегии адвокатов Парижа, и высказывал свое мнение, да еще по приглашению таких авторитетов, как профессор Барюк, председатель коллегии адвокатов Брюнуа, профессор Левассер, советник Сакотт и генеральный секретарь международного общества по предупреждению преступности мэтр Стансье, – нет, подобное было недопустимо и невыносимо. Папийону надо было заткнуть рот или, по крайней мере, дискредитировать его.

И тогда фараоны нашли некоего журналиста, «настоящего литературного жандарма», как напишет впоследствии газета «Сюисс», который при покровительстве окружного полицейского комиссара выпустил книгу, направленную против меня.

Бывают в жизни ситуации, совершенно противоположные, находящиеся на разных полюсах, даже слишком противопоставленные друг другу.

Вы знаете, что такое небо?

Вы бывали на небесах, где все с вами любезны, приветливы и превозносят ваши человеческие качества?

Вы бывали на небесах, где музыка, сочиненная исключительно для вас, рассеивается в воздухе и мягко обволакивает вас своей изящной кружевной мелодией?

Вы бывали на небесах, где прелестные ангелы подлетают к вам с листочками бумаги и просят ваш драгоценный автограф?

Вы бывали на небесах, где все, что бы вы ни сказали и ни сделали, удостаивается похвалы?

Вы бывали на небесах, где у вас спрашивают рецепты на все случаи жизни и все их одобряют?

Вы бывали на небесах, где дети людей, обидевших вас, просят у вас за них прощения и осуждают такие поступки?

Вы бывали на небесах, где профессора вас слушают, вместо того чтобы говорить самим?

Вы бывали на небесах, где великие литературные гении принимают вас в своем кругу и рукоплещут вам?

Но, спустившись с этих небес, откуда объедки от пышных застолий падают в сточную канаву, попадали ли вы в эту канаву, где крысы дерутся за выброшенные вами крошки?

Попадали ли вы в эту канаву, подталкиваемые целой сворой завистников, ревнивцев, хищников, червей, живущих в свое удовольствие в зловонной жиже, тучнеющих в ней и размножающихся?

Попадали ли вы в эту канаву, где всякого рода неудачники, оболочки гусениц, из которых выпорхнул мотылек, влачат жалкое существование, подыхая от злобы и ненависти и долгие годы меся грязь в темноте и забвении?

Вы когда-нибудь падали в эту канаву, увлекаемые, подталкиваемые туда, к этим страдающим бешенством существам, которым только и надо, что впиться зубами в ваше тело, чтобы заразить своей страшной болезнью, потому что они не в силах простить вам ваш успех?

Вам знакомы эти небеса и эти сточные канавы, да или нет?

Вам знакомы эта два Парижа, да или нет?

Быть может, вы не знаете ни того ни другого?

А мне они хорошо знакомы.

Что у меня осталось от всего этого, так это тысячи писем из всех стран, где мои читатели мне кричали:

– Девятка выиграла, Папийон! Хоть раз за всю свою распроклятую жизнь ты сорвал банк! Загребай денежки, старина! Мы рады за тебя.

* * *

Я вернулся в Каракас, у которого тоже есть и свои небеса, и свои сточные канавы.

И вот в нашей квартире, той самой, что устояла во время землетрясения, в нашем не слишком популярном квартале Чикаито, на металлическом столе, за которым я написал свою книгу «Мотылек», я любуюсь сокровищами, которые собрал за время этого чудесного приключения.

Только здесь я вскрыл письма – сотни, тысячи писем, побудивших меня написать эту книгу, писем со всего света, писем, в которых раскрываются души и рассказывается самое сокровенное, писем, в которых говорят: «Благодаря вам, благодаря вашей книге я не покончила с собой, я пережила тот час, когда собиралась это сделать, я вновь обрела веру в жизнь, сменила образ жизни, справилась с тем состоянием, которое, как мне казалось, преодолеть невозможно». Это письма, в которых молодые девушки и парни со всего света дают мне понять, что моя книга придала им сил, которых недоставало, чтобы любить жизнь и радоваться ей.

Радоваться жизни, полной приключений, которой я поклоняюсь, в которой ставят на карту все, а проиграв, начинают сначала; той щедрой жизни, которая всегда преподносит что-нибудь новое тем, кто любит рисковать; той жизни, которая потрясает все наше существо до самых потаенных его струн; той жизни, которая трепещет в нас с того самого момента, когда мы начинаем двигаться, с того момента, когда мы прыгаем через окно, чтобы отдаться во власть приключений, а за ними далеко ходить не надо – если очень захотеть, их можно найти даже на собственной лестничной площадке; той жизни, в которой ты никогда не будешь побежденным, ибо, потерпев поражение в одном деле, ты уже задумываешь новое в надежде на этот раз добиться успеха; той жажде жизни, которую никогда не следует утолять до конца; той жизни, в которой независимо от возраста и при любых обстоятельствах нужно всегда чувствовать себя молодым, чтобы жить, жить, жить совершенно свободным, без всяких преград, способных загнать тебя в рамки или запереть в узком кругу людей.

Вот поэтому, сорвав банк благодаря своей книге, я вовсе не угомонился и не купил себе домишко, чтобы провести там старость, а снял фильм «Попси-Поп», на который много поставил и много проиграл.

Автор, сценарист, актер – все сам. И только ради удовольствия еще раз выиграть или проиграть, испытать острые ощущения. Испытал, но потерпел крах. Банко! Шел ва-банк – и… проиграл.

К счастью, найдутся и другие банки, которые можно будет разыграть. Уверен, что однажды я сорву один из них. Неважно какой. Жизнь так чудесна!

До свидания.

(Мотылек)

Фуэнхирола, август 1971 – Каракас, февраль, 1972