Глядя, как они носятся по комнате, торопливо распихивая по рюкзакам тряпки, туалетные принадлежности и шоколадки, я вспомнил, что у меня-то рюкзака больше нет.
Где я посеял рюкзак? Его стащили эти, в плащах.
Я оцепенело приблизился к зеркалу у кровати и обнаружил, что на мне по-прежнему пальто Брэда Джексона. Невероятная его тяжесть объяснялась не только влажностью и грязью – еще ведь карманы: набиты предметами. Один из них я извлек и уставился на него в омерзении: я не помнил даже, что видел его, не говоря о том, что взял.
А потом я разглядел свое лицо. И понял, почему подростки были в таком ужасе, почему на меня тревожно косились даже Нора с Хоппером.
Я смахивал на безумца. Иначе не скажешь.
Я смыл грязь в ванной, понаблюдал, как густая жижа утекает в сток.
Мы поспешно вышли из мотеля, и Хоппер сел за руль.
Джип остался, каноэ нет. Я хотел было спросить, куда оно делось, но внезапно так устал, что не хватило сил. Хоппер давил на газ, будто уходил от погони, – поглядывая в зеркало, несся по пустынным дорогам, и мимо мелькали сосны, клены, голые поля. Нора подавленно сидела рядом с ним, стиснув руки на коленях.
– Видишь «понтиак»? – прошептала она.
Хоппер покачал головой.
Так мы ехали часа три, а потом Нора ткнула пальцем в белый фермерский дом у обочины – «Добро пожаловать к Дикси! Шибко вкусно и по-домашнему!». На стоянке было не протолкнуться. Лишь тогда я решил: пожалуй, есть шанс, что все придет в норму. Правая рука подавала признаки жизни – ее будто покалывало иголками. Пальцы зашевелились, хотя ладонь, сжимавшая компас, по-прежнему была опухшая. Ужас «Гребня» подсыхал – так черная вода, в которой я плавал, испарялась с кожи, оставляя лишь тончайшую пленку.
Мы зашли в ресторан, и Хоппер попросил кабинку в глубине.
– Что у тебя с руками? – выпалила Нора, когда мы зашагали вглубь.
Я не понял. Снял пальто, закатал рукава. Руки покрывала кошмарная сыпь. Мы нырнули в кабинку, и Нора сказала:
– Мы тебя ждали три дня.
– Да блин, – сказал Хоппер. – Дай человеку поесть.
Мы сделали заказ, и затем из разрозненных и напряженных реплик я сложил картинку: за три дня, что я отсутствовал, паранойя и страх за меня не пускали их из мотеля, не считая пары поисковых экспедиций по дорогам вокруг «Гребня». Вернулись они в четверг по отдельности: первой Нора – в пять утра, затем Хоппер на джипе в седьмом часу вечера.
– Я думала, придется заявлять в полицию, – сказала Нора. – Я не знала, что сказать. «Мы незаконно вторглись тут в одно поместье, а теперь моих сообщников взяли в заложники». Я раздобыла номер твоей полицейской подруги. Шерон Фальконе. Она не ответила.
– Десерт не желаете? – осведомилась официантка, внезапно материализовавшись у нашего стола.
– Яблочный пирог, пожалуйста, – прохрипел я.
– А вы?
Нора и Хоппер удивленно уставились на меня. Я и сам удивился. Мне впервые удалось нормально заговорить.
Они заказали пирог и кофе, а потом, когда официантка все это принесла, Нора, болтавшая и ерзавшая, пока ела, вдруг умолкла и принялась щупать царапины на щеке, будто проверяя, не исчезли ли. Хоппер погрузился в раздумья. Стало ясно, что их мучило не только мое трехдневное отсутствие. Они и сами пережили в поместье нечто странное.
Кроме того, я в тревоге заметил, что ресторан, такой оживленный и шумный считаные минуты назад, нежданно опустел.
Остались только мы трое, да за стойкой сгорбился старик в черно-зеленой клетчатой рубахе, узловатый и тонкий, как и его трость, прислоненная к стойке. Ощущение такое, будто шепотки о том, что случилось с нами в «Гребне», уже растворились в воздухе, уже слетали с наших губ, омрачали это заведение и все невинные души, все беспечные люди невольно и неосознанно почуяли, что пора уходить.
– Начнем с каноэ, – сказал я.
95
– Мы не знаем, куда оно делось, – ответила Нора. – Наверное, они забрали.
– «Они»?
– Эти люди, которые там живут.
Она неуверенно глянула на Хоппера. Тот ничего не прибавил, указательным пальцем подцепил кружку за ручку и насупился.
– Я же сказал тебе: жди меня у пруда, – заметил я Норе.
– Я и собиралась. Но я спустилась с холма, заблудилась и слишком забрала на север. Потом вернулась, уже пошла к каноэ, и тут меня сзади кто-то за плечо схватил. Я заорала, прыснула в него из баллончика и побежала.
– Лицо его видела?
Я помню этот крик, – выходит, и впрямь кричала Нора.
Она покачала головой:
– У него фонарик был. Ослепил меня. Я бежала-бежала, а потом смотрю – никто не гонится. Через час вышла на проселок в лесу. Пошла по нему, думала, он меня из поместья выведет и я пойду за помощью.
Она осеклась и опять нервно покосилась на Хоппера.
– Вывел он тебя из поместья? – спросил я.
Она опять покачала головой.
– А куда вывел? – спросил я, поскольку больше она ничего не сказала.
– На какую-то бетонную площадку. Там древний грузовик. А в центре огромные такие железные коробки. Пять штук в ряд. Сначала я думала, это электростанция, местный генератор. Или, может, звериные капканы. Они на вид были жестокие. Но потом запахло дымом. Я подошла, посветила фонариком, а в каждой коробке ржавая дверь и сверху труба торчит. И вся земля каким-то серым порошком засыпана. Я сначала не поняла, потом наступила туда – а это пепел. Это печи были. И в них недавно жгли – жаром несло.
Печи.
От этого слова в голове почему-то всплыло воспоминание о тоннелях, что уходили из подземной ниши, о почерневших ходах и полустертых словах белой краской. Я сам не верил, не понимал, как это возможно, но помнил их все до единого, припевом детской песенки – будто распевал их в детстве и они навеки застряли в мозгу.
Сторожка. Особняк. Озеро. Конюшня. Мастерская. Дозор. Трофейные. Пинкоя Негро. Кладбище. Миссис Пибоди. Лаборатория. 0. Перекресток.
Нора нахмурилась:
– Я вспомнила, как этот Нельсон Гарсия тебе говорил, что весь свой мусор Кордовы сжигают. Я подошла, открыла дверь. Внутри ничего – черные стены, пепел горами. Запах ужасный. Синтетический, но сладкий. Я пооткрывала другие двери, веткой поворошила пепел – думала, может, что-нибудь осталось. Ничего, ни волоска. Я поискала на земле – что они такое старались уничтожить. А потом нашла в грузовике.
– Что?
– Стеклянную пробирку, чтобы кровь брать, врачебную. Застряла в щели откидного борта. Вроде пустая, но на ней была розовая бирка «биологическая опасность». Наверное, откуда-то возили на грузовике отходы, медицинские или токсические, и сжигали в «Гребне». А пробирка нечаянно выпала.