Пробежаться по балке точно не выйдет. Шаг за шагом, все так же невероятно медленно и осторожно – и наконец балка остается позади.
А вместе с ней и драгоценное время. Девятнадцать секунд.
Я сбилась с ритма.
Нельзя вернуться назад, нельзя свернуть с маршрута, нельзя стоять на месте. Все, что я могу, – бежать вперед, лихорадочно размышляя, где можно выиграть время.
Коридор с атакующими мишенями.
Линкольн зашла сюда с пистолетом, но у меня нет ни пистолета, ни метательных ножей – ничего, чем я могла бы поразить хотя бы одну мишень. Я намеревалась сделать небольшую петлю, чтобы обойти этот коридор, но теперь выбора нет.
Четырнадцать траекторий, и по каждой раз в четыре секунды летит мишень. Мне остается только уклоняться.
О, тот, кто придумал нанести сеточную разметку на полигон – просто гений, ведь теперь, запомнив траектории полета мишеней, я могу преодолеть этот участок, проложив маршрут, безопасный до последнего шага… хорошо, не совсем безопасный. Я могу успеть, но только если не стану уклоняться от предпоследней мишени.
Однако осуществить этот сумасшедший маневр оказывается намного сложнее, чем его представить.
Я прыгаю из стороны в сторону, пригибаюсь, перекатываюсь, замираю на месте. Азарт Пляски завладевает мною полностью. Я упиваюсь этим ощущением. Кровь стучит в ушах. Рассыпавшиеся волосы мешают, лезут в глаза, но это неважно.
Мне даже не нужно смотреть по сторонам – сейчас я чувствую Пляску точно так же, как и каждую мышцу в своем теле. Никаких волнений, никаких тревог – мой мир сузился до размеров полигона. Все, что осталось за его пределами, потеряло значение. Сейчас я существую только в этом моменте времени, и больше нет ничего, ни до, ни после, только Пляска…
Я стала частью Пляски, ее продолжением.
Вновь перекатившись, я поднимаюсь на ноги и, пробежав пару метров, замираю перед воображаемой траекторией мишени, которая секундой спустя пролетает мимо моего лица. Сделав большой шаг вперед, поднимаю руки вверх, вытягиваясь всем телом, и, когда на уровне груди со свистом пролетает мишень, медленно поворачиваюсь, приподнявшись на цыпочках, оказываясь между двумя траекториями.
Я широко улыбаюсь, запрокинув голову, чувствуя, как слезы почему-то выступают на глазах.
Вот без чего я не могу жить. Это – моя песня, мой полет.
Свист двух мишеней, которые одновременно проносятся передо мной и у меня за спиной, сливается в один звук, и я тут же приседаю. Еще две мишени разрезают воздух там, где мгновением ранее находилась моя голова.
Да, столкновение с предпоследней мишенью неизбежно – она с силой толкает меня в плечо, рассыпаясь с хлопком на мелкие кубики. От последней мишени успеваю увернуться.
Но я все равно опаздываю. Какие-то несчастные пять секунд. Я бегу так быстро, как только могу – но коридор уже начал складываться, стены наклоняются друг к другу, полоса потолка постепенно сужается, пока он не исчезает вовсе. Коридор становится треугольным проходом, и его вершина опускается все ниже и ниже, а я еще на середине пути…
Пол начинает белеть. Вот мое спасение. За мгновение до того, как треугольный свод оказывается на уровне моего роста, я резко опускаюсь вниз, падая на колени и позволяя силе инерции тащить меня до конца коридора. Стены уже почти сжимаются вокруг меня, когда я вылетаю из него. Плита черного пола с небольшим уклоном вверх резко тормозит скольжение, кувырок выходит не особенно удачным: я ударяюсь плечом, уже принявшим на себя мишень. Но боль заглушается осознанием того, что Пляска осталась позади. Делаю шаг к стене, на которой уже проступают контуры выхода, и, не удержавшись, оборачиваюсь, чтобы окинуть взглядом полигон. Зрелище жуткое.
Я позволяю вырваться наружу смеху, радостному и немного истеричному. Я сделала это. Невероятно.
Пол под моими ногами меняется, уклон усиливается, и я с ужасом понимаю, что плита становится белой. Это тот выход, в котором наложились один на другой два сценария. Я медленно соскальзываю вниз, и рядом нет ничего, за что можно ухватиться.
Ты ошиблась, Арника. Это не полет – это падение.
Я не могу перестать смеяться, а с обеих сторон на меня несутся преграды.
Резкий рывок назад. Полигон застывает, повинуясь выброшенной вперед руке в перчатке Дирижера. Другая рука крепко держит меня поперек туловища. Затем меня разворачивают, и я оказываюсь лицом к лицу с Виктором.
– Ты что творишь? – медленно говорит он с несвойственной для него растерянностью. Но буквально через мгновение на его побелевшем лице проступает ярость: – Жить надоело?! – громко восклицает он, а я понимаю, что стою настолько близко, что могу разглядеть темные крапинки на светло-серой радужке его глаз. – Ты не ранена? – тут же прибавляет он с беспокойством.
А еще у него левый глаз почему-то дергается…
Наверное, это как-то связано с тем, что я продолжаю улыбаться. Виктор, нахмурившись, осторожно хлопает ладонью по моей щеке.
– Ты как? – спрашивает он, всматриваясь в мое лицо.
– Лучше, чем когда-либо, – выдыхаю я, отводя его ладонь от лица. Он ловко перехватывает мою руку и слегка поворачивает, желая увидеть цвет индикатора на браслете у меня на запястье. – Зеленый, видишь? Я в порядке, правда.
Виктор окидывает меня недоверчивым взглядом.
– А ты что здесь делаешь? – спрашиваю я как можно беззаботней.
Брови Виктора приподнимаются от удивления. Не сводя с меня глаз, он протягивает руку в перчатке в сторону полигона, сжимает ладонь в кулак, проворачивает ее – и конструкция полигона осыпается градом мелких частиц. Когда он раскрывает ладонь, полигон приобретает вид ровного пола.
– Я Дирижер, если ты помнишь, – поднимает Виктор перед собой руку в перчатке. – Меня вызвали, когда Пляску заклинило… – Он качает головой. – Ты зачем вообще туда полезла?! – В порыве раздражения прибавляет он. – Зацикленная Пляска – это бешеный механизм, способный искалечить человека в считанные секунды, и совсем не то место, куда стоит заглядывать из любопытства…
– Я не заглядывала из любопытства, – перебиваю я Виктора. – Я прошла ее. Прошла эту… Бешеную Пляску.
Его лицо меняется. Он сначала не верит своим ушам, но потом осознает услышанное.
– Ты же могла пострадать, – с волнением заговаривает Виктор. – Я… я ведь совсем не это имел в виду, когда говорил, что тебе не помешает порой терять голову, – заканчивает он совсем тихо.
– Ты не понимаешь, – я качаю головой. – Все совсем наоборот. У меня был контроль, я полностью контролировала каждое свое движение, до самого последнего момента, пока не расслабилась, подумав, что достигла финиша. И… – Я смотрю в его глаза и только теперь понимаю, как сильно испугала его своим поступком. – И ты вовремя подхватил меня, – прибавляю, стараюсь улыбнуться.