— Между вами что-то было? — спросил Джеймс.
— Вы сами знаете ответ, Джеймс. Было — и есть. Он просто не может это принять.
— Конечно, он все отрицает.
— А вы подумайте, каково мне? Еще в самом начале — как трудно было поверить ему, когда он говорил, что церковные клятвы не имеют значения. Что важна только наша клятва вечно любить друг друга.
— Он прямо так и говорил? — восхищенно полюбопытствовал Джеймс.
— О да. Знаете, он ведь безнадежный романтик. А теперь почему-то хочет вычеркнуть меня из своей жизни. Мне так тяжело!
Джеймс изучал ее округлое личико, всматривался в невинные голубые глаза. Страшно представить, ведь эта девушка могла воспылать страстью и к нему. Она рассказала бы жене и детям, что у них серьезный роман — и кто бы подверг ее слова сомнению? Он внутренне содрогнулся.
— Эйлин, вот что я думаю — может, вам продолжить жить своей жизнью? Забыть его, просто идти дальше…
— Конечно, я бы так и сделала, Джеймс. И сама кому угодно дала бы именно такой совет, но все не так просто. Понимаете, я беременна. Мне приходится думать не только о себе. Да. Я должна думать о Брайане и о ребенке.
Джеймс пересказал весь разговор Брайану, когда они остались вдвоем.
— Я подумал, что ты не обрадуешься, если я выложу эти новости при всех. Я прав?
— Джеймс, друг мой, ты допускаешь, что это может оказаться правдой — и поэтому решил поговорить наедине?
— Нет, вовсе нет, — возмутился Джеймс.
— Тогда к чему секреты? Почему не рассказать остальным, какие нелепости сочиняет эта женщина? Вы все так мне помогаете, зачем скрывать от других, насколько она безумна и неадекватна?
— Конечно, Брайан. Прости, я не подумал.
— Ты подумал. Но ты подумал не о том. Если эта девушка беременна, я не имею к ребенку никакого отношения. Никакого.
— Послушай, тогда дело может обернуться в нашу же пользу, — сказал Джеймс, желая загладить вину. — Ну, знаешь, анализ крови, ДНК, все такое.
— Спасибо, Джеймс. Нет, я серьезно. Спасибо.
Но лицо Брайана было угрюмым. То, что Джеймс мог в нем усомниться — даже на минуту, тревожило Брайана.
У Хилари был выходной, но она отлично обучила Аню, которая теперь прекрасно справлялась одна. Аня работала уверенно — делала записи, сортировала документы, подтверждала назначения. Она проверила, если ли в приемной подходящие стулья.
Розмари Уолш сидела там со своим мужем Бобби. Она, как обычно, вздыхала, а Бобби, наоборот, улыбался. До чего вежливый и жизнерадостный человек! Поразительно, насколько Карл похож на отца — и как не похож на свою заносчивую мать. Аня вздохнула. Некогда думать о Карле. Может, даже вообще не стоит о нем думать. Она так плохо разбирается в мужчинах — подумать только, в какую дуру позволила себе превратиться из-за Марека. Нельзя допустить, чтобы это повторилось.
В дверь клиники позвонили. Должно быть, новый пациент. Остальные входили без звонка. Аня подошла к двери.
У входа стояла пожилая женщина лет семидесяти, кутающаяся в тонкое пальто. У нее были прямые спутанные волосы и большие, напуганные глаза. Женщина представилась и назвала адрес: Кэтлин Эдвардс, Маунтинвью, 34.
Аня старательно записала имена домашнего врача миссис Эдвардс и ее кардиолога и сделала копию больничной выписки.
— Мне нужно имя вашего ближайшего родственника, миссис Эдвардс. Это просто формальность. Сами понимаете, больничные правила! На случай, если вам вдруг будет нездоровиться и нам понадобится с кем-то связаться. Записать вашего мужа?
— Нет, деточка, от него ни Богу, ни человеку, ни самому черту никакого прока, — грустно сказала миссис Эдвардс. — Он будет или пьян, или взбешен. Записывайте дочь.
— Слушаю?..
— Эйлин Эдвардс. Я дам вам ее мобильный. Так ее найти проще всего.
Аня прилежно внесла номер в анкету.
— А где работает ваша дочь? — Она надеялась, что женщина не услышит, как громко стучит ее сердце. Миссис Эдвардс выглядела как минимум лет на двадцать старше своих лет.
— В большой рекламной компании, в старом георгианском доме. Ей там дают такую красивую одежду. Понимаете, чтобы общаться с клиентами, она должна выглядеть стильно.
Аня поняла, что эта женщина не имеет никакого отношения к кражам Эйлин: ей не достается ни одежды, ни денег, заработанных на продаже ворованных сумок. В горле у Ани стоял комок. Может, все матери таковы? Верят любым сказкам о своих дочерях. Ведь ее собственная мама там, в Польше, рассказывает всем и каждому, как удачно юная Аня устроилась в Ирландии, как она ходит по большим магазинам и примеряет пальто, которые стоят ее заработка за полгода!
В своем воображении Аня перенеслась за много миль от клиники, когда осознала, что Розмари Уолш что-то говорит ей. Кажется, она предлагала ей работу.
— Так как Бобби буквально ничего не способен делать по дому, мне понадобится человек, который будет приходить на пару часов каждый вечер — стирать, гладить, убираться. Серебро трогать не нужно. Вы ведь не привычны к хорошему серебру, еще испортите его. Но самые простые вещи…
— Когда, миссис Уолш?
— Как только сможете. Если хотите, сегодня же вечером.
Аня задумалась, не согласиться ли. Тогда она сможет чаще видеться с Карлом, бывать у него дома, может быть, даже заниматься там английским. Впрочем, минуточку. Миссис Розмари Уолш не проявит понимания, если ее сын и наследник будет резвиться с уборщицей, с уборщицей-полячкой. Чудовищно! Нужно немедленно отказаться. Зачем, зачем она сказала при этой женщине, что ей нужны деньги?
— Увы, миссис Уолш, у меня уже слишком много работы. Я не смогу уделять вашему дому должного внимания. Могу я порекомендовать вам мою подругу, Дануту? Или есть еще Агнешка. Что скажете? Попросить их позвонить вам?
— Конечно, если у них есть время. Если они еще не загребли все заработки в Дублине.
— Мы много работаем, миссис Уолш, и мы счастливы жить здесь. Приятно знать, что в этой стране нам рады, — сказала она, пытаясь скрыть слезы гнева и унижения.
К Аниному изумлению, миссис Эдвардс потянулась к ней и сжала ее руку.
— Хорошая девочка, — проговорила она, — хорошая, сильная девочка. Откуда у тебя такое мужество?
— Не знаю, — честно ответила Аня.
— Ты никогда не позволишь мужчине поднять на себя руку, в отличие от меня.
И тут Аня призналась — впервые в жизни, она никогда никому об этом не рассказывала:
— Однажды позволила, миссис Эдвардс. Но больше это не повторится.
Когда комитет собрался вечером в “Корриганс”, все были поражены рассказом Ани о матери Эйлин.
— Модное рекламное агентство, где ей дают одежду. Ха! — сказал Джонни.