— Фрэнк! — в ужасе воскликнула она. — Да я лучше в монастырь уйду до конца жизни.
Но Хилари продолжала настаивать на своем.
— Он звонит узнать, будешь ли ты в клинике, и если тебя нет, не приезжает.
— Если ты решишь сделать карьеру частного детектива или психолога, тебе придется как следует поработать над своими навыками, — рассмеялась Клара.
Мимо проходила религиозная маньячка Китти Рейли.
— Ишь, развеселились, это все-таки клиника. — Она неодобрительно покачала головой.
— Мы никогда не смеемся над работой, Китти, — извинилась Клара.
— Но в свободное время, пока вы с Хилари здесь хохотали… Ведь вы могли вместо этого прочитать десять молитв — задумайтесь, сколько добра это принесло бы.
— Да, Китти, возможно, вы правы, но ведь от души посмеяться после молитвы — не грех, как вы считаете?
Фиона изо всех сил сдерживалась, чтоб не расхохотаться, и заторопилась к Барбаре, чтобы поделиться услышанным, уединившись с ней в процедурном кабинете.
— Иногда у нас веселее, чем в цирке, — согласилась Барбара. — А что ты хмуришься?
— Не пойму, что Вонни делает в Англии. Она там никого не знает, кроме Давида. Хотела бы я знать, что у нее за дела.
Ставрос сидел в одной камере с Джеки Макдональдом из Шотландии. Джеки также попал в тюрьму из-за недоразумения. У них было мало общего, если не считать того, что посадили обоих несправедливо — и за них некому было внести залог. Поэтому оба были ошарашены, когда выяснилось, что за Ставроса вот-вот внесут нужную сумму.
— Кто бы это мог быть? Твой папаша? — с завистью спросил Джеки.
— Должно быть… но я не пойму, где он достал деньги. Может, дедушка умер. Он был владельцем каких-то парикмахерских. Думаю, там могли крутиться какие-то деньжата.
— Ты не знаешь, жив он или умер? — недоверчиво переспросил Джеки.
— Нет, откуда?
— А твоя мать?
— О господи, нет. Она безнадежная пьянчуга, может, уже допилась до могилы. И потом, даже если бы она пришла в себя, она не стала бы мне помогать.
— Почему?
— Ну, когда-то давно я получил от нее чудовищное слюнявое письмо, где она просила прощения и говорила, что любит меня. Господи Иисусе!
— А ты что ответил?
— Ответил, как любой бы на моем месте. “Живи своей жизнью и, пожалуйста, оставь мне мою”. Нет, ясное дело, это не она.
Пока выполнялись все формальности, чиновники были очень вежливы с Вонни. Она даже уловила некое сочувствие в их равнодушных лицах. Они не чинили препятствий, и уже за это Вонни была им благодарна.
— Я смогу с ним увидеться? — спросила она.
— Нас просили не сообщать, от кого поступили деньги. Греческий адвокат был совершенно непреклонен на этот счет, — мягко ответил ей мужчина, один из тех, кто никогда не поймет взаимоотношений Вонни с ее сыном.
— Пожалуй, он прав, — вздохнула она.
— Итак, мы по всем правилам проверили законность вашего взноса и теперь просто сообщим, что залог поступил из Греции.
— Да, да, конечно, — согласилась Вонни.
— Возможно, он захочет связаться с вами, когда его выпустят.
— Не факт. Понимаете, я живу в Греции, а сейчас я здесь, рядом, вот и подумала, может, удастся его повидать…
— Вы хотите сначала поговорить с ним и рассказать, что вносите за него залог?..
— Что вы, это же шантаж! Будто он обязан испытывать благодарность и встречаться со мной.
— Неужели он не захочет с вами увидеться? С собственной матерью?
— Я была плохой матерью, — просто ответила Вонни.
— Все мы плохие родители. К этому ведь не подготовишься, институтов нет.
— Уверена, вы хорошо растили своих детей.
— Вовсе нет. Мой сын хотел стать музыкантом. Я же заставил его выучиться “нормальной” профессии. Я думал, что поступаю правильно. Он познакомился с девушкой, та забеременела, они поженились. Он до сих пор работает на ненавистной работе, и виноват в этом я.
Вонни смотрела на него открыв рот. Англичане известны скрытностью, сдержанностью, но этот мужчина вот так, запросто, делился с ней историей своей жизни. Он знаком со Ставросом… Возможно, таким образом он готовит ее к разочарованию.
Вонни была тронута.
— Я оставлю вам адрес и телефон отеля, где я остановилась. Когда он спросит… может быть, вы передадите их ему?
— Если он спросит, передам, — заверил ее чиновник.
— Думаете, может и не спросить?
— Кто знает.
— Что ж, значит, когда все формальности будут соблюдены, просто дайте ему мой адрес…
— Конечно. — Ее собеседник вложил лист бумаги в стоящую на столе папку.
— Ты хочешь сказать, все подписано и доставлено? — Джеки недоверчиво уставился на Ставроса.
— Знаю, это фантастика, правда? Жаль, что тебе так не повезло, — посочувствовал Ставрос.
— Так кто это был?
— Я не спрашивал. Дареному коню в зубы не смотрят.
— Это да, конечно, но ведь это чертова уйма денег.
— Тем более не стоит болтать языком. Я собираюсь просто исчезнуть.
Теперь лицо Джеки сделалось озадаченным.
— Исчезнуть?
— Ну, конечно. А ты бы что сделал?
— Но ведь ты говорил, что произошло недоразумение?
— Разумеется, но я что, в одиночку буду проводить реформу судебных органов? Удачи, Джеки… — И он ушел.
На стойке у выхода ему вручили адрес.
— От кого это? — спросил он.
— От дамы.
Ставрос взглянул на имя и номер телефона.
— Боже! Если бы вы знали ее раньше, ни за что не назвали бы дамой…
— Сейчас она выглядит отлично. — Пожилой мужчина неодобрительно поджал губы.
— Какая разница…
Ставрос порвал бумажку пополам и выбросил в мусорное ведро.
Вонни ждала, сидя в отеле.
Ждала и ждала.
Через два дня ее попросил к телефону какой-то мужчина. Она знала, что это не Ставрос. Звонил пожилой человек, его добрый голос она слышала совсем недавно:
— Это не мое дело и не моя работа, но я подумал, что стоит рассказать вам: ваш сын не взял адрес.
— Но почему вы не передали его?
— Я пытался, но… возникла некоторая путаница.
Вонни понимала, что зря спрашивает, но ей необходимо было знать все до конца.
— Что за путаница? Он оставил его, уходя?