– Да, но что из этого выйдет – одному Богу известно. Я предвижу в будущем много слез. – И она рассказала, в каком положении застала Валерию. – Теперь она спит. А будет ли она в состоянии принести новую жертву? Что бы ты ни говорил, но мы плохо поступаем в отношении Мейера, и мне его жаль.
– Черт бы побрал всю эту историю, – сердито сказал граф, нервно теребя усы. – Я думаю, что мы бы хорошо сделали, празднуя нашу свадьбу где угодно, только не здесь. Конечно, мне тоже жаль Мейера, который в сущности добрый малый. Между тем нельзя же жертвовать для этого жизнью Рауля. Кроме того, я никак не думал, что сестра влюбится в Самуила.
Приход доктора прервал их разговор.
– Ну что, доктор? Как нашли вы больного? – спросила Антуанетта.
– Не нахожу никакого улучшения в его положении, графиня, та же апатия, а слабость усилилась. Но княгиня сказала, будто графиня Валерия согласна выйти за князя; признаюсь, на это я возлагаю последнюю надежду. Очень может быть, что присутствие любимой девушки вызовет спасительную реакцию, радость – могучее лекарство, а у молодости неистощимый запас чудесных сил. Но для испытания этого последнего средства времени терять нельзя. Князь пока почивает, но эта сонливость непродолжительна, поэтому будьте добры, сударыня, предупредить графиню Валерию, что я прошу ее пожаловать к ее жениху. Надо, чтобы он увидел ее, как только откроет глаза.
– Я передам ваше распоряжение Валерии, – и Антуанетта вздохнула. – А не думаете ли вы, доктор, что бедной тете не следует присутствовать при этом свидании?
– Конечно. Ее отчаяние, слезы, которые она не может сдержать, могут вредно подействовать на больного. Впрочем, я уже предупредил княгиню, что никто не должен при этом присутствовать, кроме графини Валерии, вас с мужем и меня. Но я боюсь, чтобы он не проснулся, а потому не будем терять время.
Когда они вошли в комнату Валерии, та уже не спала и с грустной улыбкой протянула ей руку.
– Дорогая моя, в состоянии ли ты сейчас же пойти к постели Рауля? – спросила Антуанетта, целуя ее. – Он, бедный, не виноват в твоем горе, а ему так худо, что доктор лишь на тебя возлагает всю надежду. Озари его радостью, может быть последней, увидеть тебя и услышать, что ты согласна быть его женой. Он так глубоко любит тебя, что это счастье вернет ему жизнь.
– Отчего же нет, – отвечала Валерия, опуская голову. – Это будет вполне последовательно, раз мне приходится вновь спасать честь моей семьи, хотя и иным образом. Если у меня хватило мужества подло изменить Самуилу, отчего у меня не станет силы солгать Раулю, сказав, что добровольно выхожу за него, если эта ложь может спасти его жизнь?
Она встала, вздыхая, и равнодушно предоставила Антуанетте заплести свои длинные волосы и привести в порядок туалет. Но уходя из комнаты, Валерия вздрогнула и остановилась.
– Погоди, я должна снять кольцо, которое мне дал Самуил. – Она сняла его, поцеловала и спрятала в медальон, который носила на шее. – Теперь, – добавила она, горько улыбаясь, – моя рука готова принять кольцо князя.
В комнате больного царил полумрак, занавеси и портьеры из розового штофа были спущены, и лишь лампа, защищенная шелковыми ширмочками, слабо освещала просторную комнату и кровать, на которой неподвижно, с закрытыми глазами лежал Рауль. В изголовье сидела сестра милосердия и, опустив голову, перебирала четки, а в стороне Рудольф разговаривал с доктором. Когда вошли Валерия и Антуанетта, граф подошел к сестре, молча крепко пожал ей руку и подвел ее к кровати; по данному знаку сестра милосердия вышла из комнаты.
При виде перемены, происшедшей в Рауле в течение этих нескольких дней, Валерия в испуге остановилась; он был похож на прекрасную алебастровую статую, его русые волосы, рассыпанные по подушке, точно ореолом окружали исхудавшее лицо, на котором застыло страдальческое выражение, а нежные белые руки, лежавшие поверх одеяла, были холодны и влажны. Искреннее сожаление и живое сострадание пробудилось в добром сердце Валерии; забыв собственное горе, она села на край постели и наклонилась тревожно над тем, который должен был сделаться ее мужем, если будет спасен от смерти. Прошло минут десять, а Рауль лежал неподвижно, и если бы время от времени едва заметное дыхание не подымало грудь, то можно было подумать, что жизнь угасла в его изнуренном теле.
Беспокойство Валерии все более и более возрастало; сердце ее сильно билось при виде молодой погибающей жизни, которая не имела сил перенести страдания своей первой любви.
Но вот Рауль открыл глаза и равнодушно осмотрелся вокруг, но когда его взгляд остановился на лице Валерии, с участием склонившейся к нему, глаза его слегка ожили и легкая улыбка скользнула по губам.
– Валерия, вы здесь? В первый раз вы пришли… – прошептал он и остановился, не будучи в силах договорить.
Видя, что волнение мешает Валерии отвечать, Рудольф наклонился к больному и сказал ему ласково:
– Сестра принесла тебе добрую весть, которая, мы надеемся, придаст тебе сил. Все препятствия, разделяющие вас, устранены, и ты можешь протянуть руку своей невесте.
Нервная дрожь пробежала по телу Рауля, и большие, ввалившиеся от болезни глаза его впились в лицо молодой девушки с выражением беспредельной любви, страха и доверия.
– Это правда, вы любите меня? – робко спросил он.
– Да, правда, Рауль, я согласна быть вашей женой. Скажите, радует ли вас это? – проговорила тихо Валерия.
Луч счастья блеснул в глазах князя.
– Вы хотите знать, счастлив ли я? Ах, я боюсь верить такому неожиданному счастью.
Доктор поручил Рудольфу, насколько это возможно, продлить восторженное состояние больного; с этой целью княгиня вручила племяннику обручальные кольца, и граф вложил их в руку Валерии.
– Вот что убедит тебя, что твое счастье не сон! – сказал он с улыбкой.
Валерия наклонилась еще ближе к жениху, и слезы брызнули у нее из глаз, когда она надела одно кольцо на палец Рауля, а другое на свой палец, с которого только сняла кольцо Самуила.
– Живи для тех, которые тебя любят, – присовокупила она дрожащим голосом.
Яркий румянец покрыл бледное лицо больного; он прижал к своим губам маленькую ручку Валерии и хотел приподняться.
– Не утомляйся! – поспешил сказать Рудольф, поправляя его подушки.
– Разве радость когда-нибудь изнуряет? Теперь, когда мы обручены, Валерия, не откажите мне в поцелуе. Тогда, вполне счастливый, я спокойно буду ждать, что пошлет мне Бог – жизнь или смерть, – и буду счастлив.
Валерия безропотно наклонилась и поцеловала его, но как этот спокойный братский поцелуй не походил на тот, которым они обменялись с Самуилом во время грозы. Но, конечно, Рауль не знал этого. От избытка счастья и слабости сил он снова упал на подушки почти без чувств. Валерия вскрикнула в испуге, но князь тотчас открыл глаза.
– Это ничего, легкая слабость, – прошептал он, радостно улыбаясь, – только не отходи от меня.