– Я бы очень желал, чтобы ты была права, – ответил Рауль, кусая губы и стараясь подавить слезы, готовые выступить на глазах. – Однако же ты осталась спокойна при известии, которое должно было произвести на тебя такое же впечатление, как и на Валерию. Ты должна согласиться с тем, что чувствует каждый муж, находя в чертах своего ребенка живой портрет человека, игравшего таинственную роль в жизни его жены, и увидев, что она падает в обморок при известии о его смерти.
– Рауль, тебя увлекает ревность, – строго проговорила Антуанетта. – Можешь ли ты действительно предполагать, что эта чистая душа способна на такую гнусную против тебя измену? Стыдись! Валерия была взволнована, когда я вошла. Если ты ей сказал нечто подобное тому, что я сейчас слышала, то, полагаю, это достаточная причина лишиться чувств.
Глубокое убеждение, которое слышалось в голосе и светилось в глазах графини, произвело благотворное впечатление на Рауля. Ничего не отвечая на ее слова, он прижал к своим губам руку невестки и ушел.
Беседа с Гильбертом не успокоила его. Жестокость Самуила относительно жены ужаснула его. Узнав, что молодая женщина спасена, он вручил этому проходимцу крупную сумму денег, прося его позаботиться о Руфи и ее ребенке и всегда, когда нужно, обращаться к нему.
Он остался один, и неодолимое желание высказаться, вылить свое горе испытанному, преданному другу заставило его подумать о матери.
Старая княгиня занимала в одном из предместий небольшой дом, окруженный садом. Ей было предписано жить вне города, так как последние четыре года ее здоровье очень пострадало. Она перестала владеть ногами, и изнурительная лихорадка подорвала ее силы. Прекрасное утро несколько оживило ее, и она велела вывезти свое кресло в сад, под тень сирени.
Когда вошел Рауль, она тотчас заметила, что он расстроен.
– Милая моя, – обратилась она к лектрисе, – пойдите отдохните, пока Рауль со мной. Вы много читали сегодня.
Едва высокая худощавая фигура скрылась в конце аллеи, она взяла руку сына и привлекла его к себе.
– Сядь здесь, у моих ног, – нежно сказала она, – и поговорим откровенно, как было, когда ты был ребенком и приходил поверять мне, своему единственному другу, все свои радости и печали.
Рауль прижал к губам худую, прозрачную руку матери.
– Да, дорогая моя, я пришел, чтобы открыть тебе мою душу, поведать тебе о моих заблуждениях и моей печали. Я очень изменился с тех пор, как женат, и уже не тот добрый, невинный мальчик, каким ты меня воспитала. Я наделал много дурного, я так несчастлив.
Голос его оборвался, и он опустил голову на колени матери. Она ласково откинула рукой его шелковистые волосы и, целуя его лоб, со вздохом сказала:
– Я давно заметила, что глаза твои не светятся счастьем. Я боюсь, что, может, в слепом увлечении, желая во что бы то ни стало составить твое счастье, я утешила печаль и тем лишила тебя возможности быть счастливым в зрелом возрасте.
– Дорогая матушка, не упрекай себя ни в чем! Я знаю, что у тебя была одна цель – мое счастье. Но теперь ты должна сказать мне правду, знала ли ты, что Валерия меня не любит и что сердце ее принадлежало другому. Мне необходимо знать истину, мне необходимы твои советы, чтобы привести в порядок хаос, господствующий в моей душе и не дающий мне покоя.
– Да, теперь я сознаю, какая дерзость со стороны человека воображать, что при его слепоте, при всей ограниченности он может подчинить себе обстоятельства своим истинным желанием. Твоя болезнь тогда, дорогой мой, и страх потерять тебя сводили меня с ума. Доктор объявил, что реакция, вызванная радостью, только и может тебя спасти. Поэтому-то я и добилась привести невесту к твоему изголовью.
В коротких словах, но ничего не пропуская, сообщила она ему все предшествующие его женитьбе события, но когда она в своем рассказе дошла до случая в день свадьбы, когда Рудольф едва успел спасти свою сестру от смерти, вытащив ее из пруда (в чем ей повинилась Антуанетта), Рауль вспыхнул.
– О! – воскликнул он, дрожа от негодования. – Если бы я знал, что она становилась рядом со мной перед алтарем, только что вырвавшись из объятий своего возлюбленного, я оттолкнул бы ее руку. Ничто не остановило бы меня! Она побоялась огласки, но у нее достаточно смелости обмануть мое доверие и посрамить мою честь.
– Ты увлекаешься, друг мой! Романтическая натура Валерии толкнула ее на этот роковой шаг. Она хотела оправдаться перед человеком, которого она покинула и считала погибшим из-за любви к ней, но никогда не могла она дойти до того, чтобы изменить тебе. Я считаю ее неспособной унизиться до такой степени, чтобы завести любовника.
– Ошибаешься ты, матушка, если веришь всему этому, – сказал Рауль, и слезы гнева выступили у него на глазах. – Надо быть очень интимной с человеком, чтобы бежать в дом ею же отвергнутого жениха в подвенечном платье. Я не поймал ее с поличным, но убежден, что мое счастье поругано, ибо явное доказательство ее измены существует. Теперь выслушай, в свою очередь, меня, и ты согласишься со мной.
Он с волнением рассказал матери подробности своей супружеской жизни, признался во всех увлечениях, в злополучной связи с женой Мейера и ее последствиях. Затем сообщил ей об отказе Самуила драться с ним ради спокойствия Валерии, о поразившем его сходстве с его ребенком и об обмороке Валерии при известии о смерти барона.
– Потому что, – прибавил он, – не падают же в обморок, узнав о смерти человека, которого когда-то любили, а затем не видели четыре года.
Затем он в нескольких словах передал разговор с Гильбертом и меры, чтобы обеспечить, по возможности, будущее Руфи и ее ребенка.
– Видишь ли, матушка, он выгнал из дому свою преступную жену, – заключил он, стиснув зубы. – Мало того, он счел себя вправе убить ее, чтобы уничтожить вместе с ней незаконного ребенка. А я? Неужели я должен безропотно отдавать мое незапятнанное имя и мой титул чужому ребенку, да еще ребенку еврея? Да есть ли достаточное наказание изменнице?
– Рауль, дитя мое, ты преувеличиваешь. Внутренний голос говорит мне, что Валерия невинна. При ее чуткой, впечатлительной натуре могло случиться, что, думая часто о бывшем женихе, она невольно передала ему злополучное сходство с Мейером. Можно ли по такому шаткому подозрению обвинять жену? Мейер после шестимесячного отсутствия уличил жену в неверности. Будь у тебя такие же доказательства против Валерии, я бы первая сказала тебе – разведись. А потому, прошу тебя, Рауль, отбрось всякие сомнения и не отталкивай от себя ребенка, который все же твой сын. Амедей любит тебя еще больше, чем свою мать. Он весь оживляется, едва заслышит твои шаги. Лишь голос крови может так сильно привлекать ребенка к тебе.
– Ах, как бы я хотел тебе верить, – проговорил Рауль, глубоко вздыхая. – Хорошо, последую твоему совету и буду молчать, но счастье ко мне тем не менее не вернется, оно разрушено. Неодолимая преграда стала между мной и моей женой, всегда рассеянной и равнодушной. А так как я знаю, о ком она задумывается, то и я избегаю ее, ища любви вне супружества и чувствуя себя везде лучше, чем дома.