Имоджен умолчала о нескольких существенных деталях, которые предпочла бы унести с собой в могилу, но, по крайней мере, ей не пришлось врать сестре.

— А как же лорд Норгрейв?

Услыхав имя маркиза, Имоджен вздрогнула.

— А что с ним? — спросила она с беспокойством.

Сестра передернула плечами.

— Он так галантно за тобой ухаживал… Они с Блекберном друзья, и маркиз, наверное, очень огорчился, что ему не удалось завоевать твою любовь.

Имоджен уставилась в темноту, мысленно вернувшись в день ее последней встречи с маркизом. Голубые глаза Норгрейва светились решимостью и торжеством, когда он удерживал ее на кровати… Она безжалостно изгнала это жуткое воспоминание из своих мыслей.

— Не думаю, что чувства лорда Норгрейва так уж меня интересуют, но, возможно, ты права. Между ним и Блекберном возникли разногласия, поэтому с некоторых пор эти джентльмены перестали общаться.

— Они дрались из-за тебя на дуэли? — спросила воодушевленная Верити. Это же так романтично — двое друзей сражаются за благосклонность Имоджен!

— Подробностей я не знаю, — уклончиво ответила старшая сестра. — И с твоей стороны будет большой любезностью, если ты не станешь досаждать герцогу расспросами. Он любил маркиза как брата, и даже теперь, когда между ними все кончено, я уверена: Блекберн сожалеет об утрате друга.

— Значит, они все-таки дрались из-за тебя!

Из груди Имоджен вырвался тяжелый вздох. Надо же быть такой любопытной!

— Даже если предпочтение, оказываемое мною Блекберну, и привело к ссоре, их с Норгрейвом отношения испортились задолго до того, как я с ними познакомилась. — Она снова перевернулась на бок — так, чтобы видеть лицо младшей сестры. — Я удовлетворила твое любопытство? Если да, поставим на этом точку.

Пару минут Верити молчала. Имоджен казалось, что она слышит, как кружатся и щелкают мысли в голове девушки, подобно шестеренкам в часовом механизме. И новый вопрос не заставил себя долго ждать.

— Ты так и не ответила. — Верити проигнорировала преувеличенно тяжелый вздох сестры. — Из-за чего вы с герцогом поссорились сегодня? Это как-то связано с назначенным на среду балом у лорда и леди Ладсторп?

— Если я отвечу — ты откажешься от возмутительной привычки подслушивать личные разговоры?

— Обещаю! — поспешила заверить ее Верити.

— Слово чести? — улыбнулась Имоджен, которая сомневалась в том, что сестренка способна пройти мимо закрытой двери, чтобы не прижаться к ней ухом.

— Имоджен, тебе не стыдно? — возмутилась Верити. — Я же пообещала!

— Тебе не поздоровится, если я узнаю, что ты снова взялась за старое!

— Коль не веришь моему слову, я готова поклясться твоей честью! — Сестренка выжидающе скрестила руки на груди.

— Хорошо. Блекберн сказал, что о нашей помолвке объявят на балу у Ладсторпов.

— Так это же чудесно! О Имоджен, как он попросил твоей руки? — Взволнованная, Верити села на постели и захлопала в ладоши. — Он преклонил колени и признался тебе в любви? Читал стихи? А может, он даже…

— Ничего такого герцог не делал, — ответила Имоджен, повышая голос, чтобы остановить поток вопросов.

Она потерла грудь, желая отогнать ощущение тяжести. Было ли чувство, испытываемое ею, разочарованием? Неужели ей так больно сознавать, что цветистых признаний в любви, о которых она мечтала в ранней юности, она лишилась из-за одного-единственного акта предательства? Не любовью светились глаза ее рыцаря, в них она прочла и сожаление, и гнев, и жажду мести. Он вернулся к ее постели с руками, запятнанными кровью друга, а его сердце и чувства были изорваны в клочья, как и ее собственные. Не такой любви она жаждала, однако отныне они с Тристаном были связаны кровью, болью и принесенной жертвой.

— Верити, наверное, ты слишком молода, чтобы это понять, но мне не нужны стихи и долгие признания, дабы оценить глубину испытываемых Блекберном чувств. С некоторых пор я знала о его намерениях. Это у меня были сомнения, а не у него.

— И поэтому вы поссорились?

— Отчасти поэтому. — Имоджен заморгала, прогоняя непрошенные слезы. — Боюсь, я не достойна быть его герцогиней.

Она охнула от неожиданности, когда Верити стиснула ее в объятиях.

— Глупая ты гусыня! — пожурила ее сестра. — Блекберн с тобой не согласится! Вы с ним — прекрасная пара! Ты зря волнуешься. Тебе на роду написано стать его герцогиней!

Неприятная мысль пришла ей в голову, и Верити разжала руки.

— Разве что… Может, ты его не любишь?

— Так сильно люблю, что сердце готово разорваться.

— Тогда все будет хорошо, сестренка!

Имоджен кивнула. Она и сама готова была в это поверить, пока Верити находилась рядом.

Глава 20

Норгрейв никогда не был трусом, также он не привык отступать перед трудностями.

Свое временное уединение маркиз рассматривал как необходимый тактический маневр. На лице и теле еще не зажили полученные от Блекберна раны, и временами они причиняли ему боль. И он был еще не готов объяснять любопытным, почему лучший друг ни с того ни с сего решил забить его до смерти. Дрались они при свидетелях, поэтому вскоре участливые приятели постучали в его дверь с тем, чтобы выведать подробности. Однако он никого не пожелал принять. «Чем более дикими будут догадки, тем лучше!» — думал он. Пока не станет известна горькая правда, злодеем будут считать Блекберна.

Что ж, это определение очень к лицу его другу-предателю!

Они были близки, как братья, пока между ними не встала женщина. И тогда случилось худшее: этот двуличный мерзавец предпочел Имоджен ему, своему другу, наплевав на дружбу длиною в жизнь и братскую любовь.

Любовь…

Повторив про себя это слово, Норгрейв презрительно фыркнул. Блекберн влюбился в нее. Ему было бы смешно даже подумать об этом, если бы и сам он постепенно не попал под чары леди Имоджен. Или, что вернее, не решил соблазнить ее и оставить себе по вполне ясной причине, которая была особенно актуальной теперь, когда Блекберн вознамерился разорить его. Мерзавец не получил сатисфакции, наставив ему синяков. Он решил пустить его по миру.

— И ради чего, я спрашиваю? — Норгрейв вскочил на ноги, подошел к столу и взял графин с бренди. — Удовольствие, которое я нашел у нее между ног, не стоило нашей дружбы! — Он плеснул бренди в стакан. — И моего состояния, будь оно неладно!

Гнев вскипал в нем и требовал выхода. Норгрейв схватил хрустальный графин и запустил им в ближайшую стену. Осколки брызнули во все стороны.

— Милорд?

Покачиваясь на подгибающихся ногах, Норгрейв обернулся на голос дворецкого.

— Что скажешь, Старлинг? — спросил он, указывая на мокрое пятно на обоях. — От этой новой детали интерьер только выигрывает, не так ли? Раз уж ты тут, принеси еще бренди!