– А именно?
– Завел свои часы. Лейланд углядел, но не заметил, что завод у часов аж восьмидневный. Педант заводит такие часы по воскресеньям, и тут Моттрам опять чуточку перемудрил. Кроме того, он загодя вставил в рубашку запонки. А между прочим, на отдыхе вообще мало кто с этим связывается. Моттрам вдел запонки нарочно, чтобы мы думали, будто он собирался утром встать как обычно.
– Что еще?
– Окно. Убийца рисковать не будет, он закроет окно или проверит, закрыто оно или нет, а уж потом пустит газ. Человек, который, как обычно, ложится спать, либо закроет окно, либо распахнет настежь, до упора, чтобы створки не хлопали среди ночи. Моттрам окно только приоткрыл, иначе газ мигом бы выдуло. Но он знал, что утром дверь вышибут и от сквозняка створки распахнутся. Так оно и случилось.
– По-моему, он заранее подробно написал тебе обо всем.
– Молчи, женщина. Книжку он оставил у кровати, чтобы мы думали, будто он лег спать в полном согласии с Богом и людьми. В действительности, выпив снотворное, никто перед сном не читает. К тому же, если он хотел почитать в постели, надо было перенести к изголовью лампу со стола, а потом ее погасить. Далее, он приготовил письмо, точнее, дописал до половины и оставил в бюваре. Но писал он его не в номере, а в столовой; я нашел там промокашку с оттиском этого письма. Вот тебе и еще одна попытка создать видимость, что он спокойно лег спать, оставив на утро кое-какие дела. И наконец, спичка.
– Ты считаешь, он зажег ее, только чтобы внушить нам, будто включал свет, а на самом деле ничего подобного? Я правильно догадалась, да? А кстати, он ведь мог зажечь еще одну спичку и выбросить ее в окно.
– Вряд ли. В окно спички выбрасывают только курильщики, притом заядлые. Эта спичка либо завалялась у него в кармане, либо он позаимствовал ее у Бринкмана, но по назначению не использовал – самоубийцы любят темноту. И еще один нюансик – вот, взгляни! – Бридон взял в руки большую дешевую Библию, стоявшую у изголовья кровати в их номере. – Гостиницы получают их от особой организации, и, разумеется, Библия есть в каждой комнате. Моттрам убрал свою в ящик. Забавно, как мы все суеверны в конечном счете.
– Жутковато, тебе не кажется? И когда ж ты собираешься разрыть могилу на росстанях и позаимствовать у здешнего плотника осиновый кол?
– Понимаешь, есть тут одна мелкая загвоздка – закрытый вентиль. Лейланд прав, покойники газ не закрывают.
– А Бринки что говорит?
– Мистер Бринкман, с которым ты познакомилась всего три часа назад, считает, что вентиль ненароком закрутил доктор. Чепуха, конечно. Он напирает на то, что вентиль, мол, очень разболтался, но это не так – Лейланд специально ослабил его, чтобы вертеть, не оставляя «пальчиков». Не будь он тугим, на нем бы, безусловно, не было никаких следов. Вот и разбирайтесь, дорогая моя миссис Хадсон, с этой загадкой трех вентилей.
Анджела честь честью наморщила лоб.
– Загадок две, бедненький мой Лестрейд. Как вентиль оказался закрытым и почему Бринки внушает нам, что это случайность. Мне нравится, когда у тебя уйма версий, – значит, голова работает. Но пресловутая женская интуиция подсказывает, что здесь налицо явное противоречие между запертой дверью, которая свидетельствует о самоубийстве, и закрытым газовым вентилем, который говорит об убийстве. Ты вроде поспорил об этом с Лейландом на пять фунтов?
– Да, поспорил. От тебя ничего не утаишь.
– Ну, раз уж ты поставил пять футов, значит, наверняка самоубийство. Добротная женская точка зрения, правда? Вообще-то я бы предпочла другой способ и, пожалуй, нашла бы объяснение для запертой двери. Но не буду, честное слово, не буду. Интересно, а как дела у Лейланда?
– Хуже, чем у нас, ведь ему надо не только найти объяснение загвоздки с дверью, но еще и мотив убийства, и самого убийцу. Тут мы его обскакали: в случае самоубийства с преступником все ясно. И с мотивом тоже – хотя бы отчасти. Моттрам покончил с собой, чтобы обеспечить своим наследникам полмиллиона. А кто эти наследники, мы скоро узнаем. Смущает меня только одно – поведение Бринкмана: почему он так старается убедить нас, что здесь произошло самоубийство? Вероятно, завещание разъяснит и это… А пока я теряюсь в догадках. – Бридон прошелся по комнате. – Насчет двери у меня сомнений нет. Захлопнуться она не могла, в таких старых гостиницах автоматических замков не бывает. – Он остановился у своей двери, рассматривая замок, и вдруг мгновенно ее распахнул. – Анджела, поди-ка сюда… Видишь картину в коридоре? Я что-то не чувствую сквозняка, а она вон как раскачивается!
– Ты… ты думаешь, кто-то…
– Только я успел наклониться к замку, как в ту же минуту – клянусь! – услыхал легкие бесшумные шаги. Кто-то подслушивал у замочной скважины.
– Почему ты сразу не выбежал в коридор?
– Да очень уж, черт побери, неловко накрывать людей за таким занятием. И вообще, тут есть свои плюсы: мы с тобой знаем, что кто-то подслушивал, а он пусть-ка поломает себе голову – знаем мы или не знаем. И все равно ужас до чего неловко.
– Сами виноваты, забыли сдуру, что живем в деревенской гостинице и что здешняя прислуга до сих пор подслушивает под дверьми.
– Прислуга? Н-да-а… Но между прочим, прямо за углом – комната Поултни.
– Майлз, я не разрешаю тебе говорить такое о бедном стареньком Эдварде.
– Кто тебе сказал, что его зовут Эдвард?
– Наверняка Эдвард – у него на лице написано. В общем, для меня он всегда будет Эдвардом, и точка. Но он никак не мог подслушивать под дверью. Для него это занятие несколько неприличное. – Анджела очень похоже изобразила голос мистера Поултни. – К тому же он определенно еще не разделался с кроссвордом. Без меня у него все дело стоит – представляешь, каждый раз, как попадается птица из трех букв, он норовит вписать «эму»!
– Все равно, комната Бринкмана тоже близко – один лестничный марш. Конечно, может, ты и права, и это была прислуга или даже сама миссис Дэвис, но я бы предпочел выяснить поточнее. Интересно, много ли им удалось услышать?
– Майлз, дорогой, уж тебе ли не знать. Ты что, не помнишь, как подслушивал под кухонной дверью в доме старика Соломона и думал, что там какой-то мужчина, а потом оказалось, это был всего-навсего репродуктор?
– Господи, зачем только люди женятся? Ладно, пойду поищу Лейланда, предупрежу, что тут дело нечисто.
– Да, пусть поменьше разговаривает вслух с самим собой.
– Не валяй дурака. Тебе пора спать, я вернусь через полчасика.
– Иными словами, до того как запрут на ночь входную дверь? Бог ты мой, ну что за человек! Ладно, иди, только тихо, не разбуди Эдварда.
Бридон нашел Лейланда все там же, в баре, он терпеливо слушал бесконечные теоретизирования старейшего из местных обитателей.
– Вот так оно и вышло, знаете ли. Хотел закрыть газ, а вентиль до конца не завернул, и все. У него и в мыслях не было накладывать на себя руки, ясно, что не было. С какой стати-то? Ведь и богатство при нем, и вообще. Учтите, я Моттрама еще мальчишкой знал, когда он пешком под стол ходил, так что зря болтать не стану. И самоубийц видал, был у нас такой на заставе, Джони Пиллок, свихнулся парень и повесился на суку, а мог бы и на потолочном крюке. Н-да, в ту пору газа не было. Доброй ночи, мистер Уоррен, приятных вам снов, и глядите, поосторожней на ступеньках в палисаднике… Эх-хе-хе, вот я и говорю: Моттрам был человек богатый, влиятельный… – И так далее, без передышки, без жалости. Лишь перед самым закрытием Бридону удалось вызволить полицейского и предупредить его, что (судя по всему) тайной верхней комнаты интересуются не только они двое.