– Да откуда ж мне помнить, Александр Иванович? – подыгрывая учителю, изобразил искреннее удивление Фест. – Я-то с какого года? Даже в комсомол не успел вступить, как эта ваша стройная система посыпалась. Только читал кое-что о тех славных временах. Выходит, по-любому вам руководить. А я, так и быть, согласен на рабочий президиум…
– Из тебя одного и состоящий, – уточнил Новиков. – А Дмитрий Сергеевич, в знак признания заслуг, будет у нас тоже Президиумом, но Почетным… [87]
– Слушали и постановили, – подвел итог Шульгин. – Но знаешь, Вадим, эта твоя шуточка с Воловичем меня не только позабавила. Соображения кое-какие на сей счет появились. Можно ли эту гиену пера в полезных для нас целях использовать? Вот, Андрей Дмитриевич, побывавший в сталинской шкуре, наверняка нам что-то умное подскажет. Умел Иосиф Виссарионович самых разных людей к общей пользе приспосабливать. Красного графа Толстого обласкал и возвысил, хотя мог и расстрелять. Прокурора Вышинского опять же, хотя тот, в бытность чиновника при Керенском, ордер на арест Ленина выписывал… Не важно, какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей. Ты как, Андрей, считаешь?
– Посмотреть бы надо, – пожал плечами Новиков. – Ежели он действительно был вождем и рупором «непримиримой оппозиции», вполне может сгодиться. Если все остальное у нас получится…
Лютенс жил в гостевом домике Кэмп-Дэвида уже вторые сутки, но Ойяма больше не приглашал его к себе. Лерой прогуливался по территории, постоянно ощущая на себе пристальные взгляды наблюдающих из разных точек и с разного расстояния охранников, но не пытался как-то показывать, что ощущает эту слежку. И без этого всем все понятно. Начальник президентской секьюрити коммодор Брэкетт – тоже профессионал и исполняет свои функции, ничуть не задумываясь, как на это реагирует то ли гость, то ли пленник президента.
Брэкетт знал о Лютенсе все, что позволяли начальнику службы безопасности его допуски и что счел нужным сказать сам Ойяма. Большего узнать не пытался, раз не было такой команды, а излишняя инициатива нигде не поощряется. Тем более в отношении представителя организации, очень не любящей вмешательства в свои внутренние дела.
«Гостю» разъяснены его права и обязанности на территории резиденции, обозначены закрытые для прогулок зоны и границы «полосы безопасности» вдоль внешней ограды и стационарных постов охраны, которые не следует нарушать.
А в остальном человек, объявленный личным гостем президента, свободен. Без права покидать Кэмп-Дэвид, с кем-либо встречаться, пользоваться телефоном или любыми другими средствами связи, интернетом, само собой.
Нормальный режим привилегированного интернированного лица. Довольно комфортабельный, в той мере, правда, что возможен на территории довольно-таки аскетической резиденции. Именно что «лагерь», как и переводится слово «кэмп». Лютенсу, насмотревшемуся на многочисленные дворцы русских царей в окрестностях Петербурга, видевшему Кремль с его Оружейной палатой, все окружающее теперь казалось до удивления жалким и примитивным.
В какой-то мере взгляды его на привычный стиль жизни изменились после того, как господин Ляхов нарисовал разведчику перспективы, открывающиеся в близком будущем. И Лерой почти непроизвольно начал ассоциировать свое будущее не с пуританским, втиснутым в рамки законов и обычаев мирком «среднего американца», а чем-то таким, безалаберно-неорганизованным, полуанархичным, именуемым странным русским словом «воля», но чертовски привлекательным и обещающим намного больше удовольствий и радостей.
Все же Лютенс был не «ВАСПом» [88] , а немцем. Немцы же, как известно, испокон веков перебирались из фатерланда жить и работать в Россию, устраиваясь там обычно не в пример лучше, чем на Родине, и достигали высших постов в армии, на флоте и гражданской службе. Но это пока – вопрос неопределенного будущего, и невозможно предугадать, что случится с ним в ближайший час или даже минуту. Сочтет Ойяма, что ему выгоднее сговориться со своим нынешним окружением и теми, кто дергает за ниточки этих марионеток, – и конец всем планам. Арест с последующим тайным судом, на открытый процесс его никто не выведет. Скорее же всего – бесследное исчезновение. Президент сам догадается, или ему подскажут, что это самый удобный выход из положения.
Лютенс не испытывал никаких иллюзий насчет «американской демократии» и «правового государства». В слишком многих акциях сам принимал участие и знал все относящиеся к подобным случаям инструкции и «понятия», как выражаются русские, зачастую придавая этому термину негативно-осуждающий смысл. А ведь любые законы были сначала именно «понятиями», принятыми в том или другом обществе, прошедшие испытание временем и реальной жизнью и лишь затем кодифицированные.
Но сейчас «секретарь посольства» отчего-то не боялся за свою жизнь, хотя в целом ситуация представлялась ему весьма сложной и взрывоопасной. Слишком велики были сила убеждения и надежность, исходившие от директора института паранормальных явлений Вадима Петровича Ляхова. Многое уже Лютенс узнал от него и помимо него, чтобы сомневаться в том, что на произвол судьбы его не бросят. Если уж Ляхов со своей командой (какие теперь сомнения) сумел сорвать тщательно подготовленную революцию в России, к которой были привлечены десятки тысяч людей и потрачены миллиарды долларов, что стоит надежно прикрыть зачем-то понадобившегося ему, в общем довольно обычного сотрудника ЦРУ в личине дипломата. Внезапно Лерой сообразил, зачем именно он нужен Ляхову. Никак не на роль курьера или обычного связного с президентом и оппозиционным нынешним ястребам истеблишментом США.
Игра наверняка затевается по-настоящему масштабная, и русским нужны свои люди на самом верху. С хорошими послужными списками, безупречные с любой точки зрения, которых никто не обвинит в предательстве интересов нации или коллаборационизме. И кого, в случае чего, можно поднять на самый верх, как сами американцы испокон веку поступали со своей агентурой влияния, продвигаемой давно отработанными способами на посты президентов и премьеров вполне себе независимых и уважаемых государств. Теперь, значит, пришла очередь и самой Америки?