Мур проворным движением вынул вставную челюсть и сунул ее в стакан из небьющегося стекла.
– Не могу с ней работать, – пояснил он свой необычный поступок.
Потом уселся за верстак и положил картину перед собой.
Начал снимать раму, вступив по ходу работы в разговор:
– Мне кажется, я что-то начал понимать о тебе, парень. Ты в известной степени похож на меня. Они не хотят принимать тебя в свой круг и считать ровней самим себе, верно?
Джулиан нахмурился, пораженный проницательностью старика.
– Да, похоже, так и есть.
– Знаешь, я ведь всегда знал о живописи гораздо больше, чем люди, на которых работал. Они использовали мои знания и опыт, но никогда по-настоящему не уважали меня. Вот почему я так неприязненно отношусь к ним сейчас. Мы уподобляемся дворецким – вот тебе хорошее сравнение. Большинство хороших дворецких лучше понимают вкус еды и вин, чем их хозяева. Но на них все равно смотрят свысока. Это называется классовыми различиями. Я потратил жизнь в попытках стать одним из них. Мне мнилось, что, став подлинным экспертом в изобразительном искусстве, я проложу себе путь в их круг, но горько ошибался. Такого пути не существует!
– А если пробиться в их среду посредством женитьбы?
– Видать, так поступил ты сам? Что ж, твое положение даже хуже моего. Ты не можешь легко отказаться от участия в этой безумной гонке. Мне, право, жаль тебя, сынок.
Боковая часть рамы была теперь снята, и Мур смог осторожно убрать стекло. С полки перед собой он взял острый ножик, похожий на скальпель. Еще раз внимательно вгляделся в полотно, чтобы затем деликатно провести лезвием буквально по миллиметру красочного слоя на краю холста.
– Ого! – издал он хриплый возглас.
– В чем дело?
– Когда умер Модильяни?
– В 1920 году.
– Вот оно как!
– Так в чем проблема?
– Краска мягковата, вот пока и все. Ничего еще не значит. Подожди.
С другой полки он снял сосуд с прозрачной жидкостью, налил немного в пробирку и опустил внутрь нож. Несколько минут ничего не происходило. Джулиану они показались вечностью. Потом краска на острие ножа начала растворяться и смешиваться с жидкостью.
Мур посмотрел на Джулиана.
– Вот теперь все ясно, – сказал он.
– Что вам удалось установить?
– Эта краска произведена всего месяца три назад, молодой человек. Вам подсунули фальшивку. Сколько вы за нее заплатили?
Джулиан не мог оторвать глаз от краски, постепенно полностью исчезавшей в жидкости.
– Я вложил в картину почти все, что имел, – тихо ответил он.
Джулиан ехал обратно в Лондон, испытывая легкое головокружение. Он не мог объяснить себе, как такое могло произойти. И пытался придумать выход из положения.
К Муру он отправился с единственной целью – придать дополнительной ценности картине. Это был неожиданный для него самого порыв: он и близко не допускал мысли, что подлинность вещи сомнительна. Теперь оставалось лишь сожалеть о том минутном и случайном импульсе. Но вопрос, который вертелся сейчас в его сознании, подобно тому, как игральная кость в руках завсегдатая казино, состоял в том, не лучше ли ему скрыть свое посещение Мура.
Он все еще мог вывесить холст в галерее. И никто не распознает подделки. Мур больше никогда не увидит картины, не узнает, что ее пустили в продажу.
Но что, если Мур однажды проговорится? Пусть даже через несколько лет упомянет невзначай о визите Джулиана. И тогда все узнают правду: Джулиан Блэк продал заведомо фальшивое произведение искусства. Его карьере придет бесславный конец.
Такой вариант представлялся маловероятным. Господи, да Муру и жить-то осталось всего ничего! Старику перевалило за семьдесят. Но кто мог предсказать, когда именно уйдет Мур в лучший мир?
Внезапно до Джулиана дошло, что он впервые в жизни всерьез задумался об убийстве. Он помотал головой, чтобы отбросить эту идею. Она выглядела абсурдной. Но на фоне такой крайней меры риск выставить картину уже не виделся столь очевидным. Джулиану уже нечего было терять. Без Модильяни его карьера не имела хоть какого-то шанса. Тесть денег больше не даст, а галерея, вероятно, потерпит финансовый крах.
Значит, решено. Он забудет о поездке к Муру. Картину же выставит на продажу.
Теперь важно было вести себя так, словно ничего не случилось. Его ждали к ужину в доме лорда Кардуэлла. Приедет Сара, собиравшаяся провести там ночь. Джулиан будет спать этой ночью в одной постели с женой. Что может выглядеть более естественным? И он свернул в сторону Уимблдона.
Когда он прибыл, на дорожке перед домом рядом с «Роллс-Ройсом» хозяина стоял знакомый темно-синий «Даймлер». Прежде чем войти, Джулиан переложил фальшивого Модильяни в багажник прокатного «Форда».
– Добрый вечер, Симс, – приветствовал он открывшего дверь дворецкого. – Уж не лимузин ли мистера Лампета я заметил у особняка?
– Именно так, сэр. Они все собрались сейчас в галерее.
Джулиан подал слуге свой короткий плащ и поднялся по лестнице. Из комнаты наверху доносился голос Сары.
Войдя в галерею, он застыл от неожиданности. Ее стены стали теперь совершенно голыми.
Кардуэлл воскликнул:
– Заходи, Джулиан, и присоединяйся к группе скорбящих по утрате. Чарльз, который сегодня тоже с нами, увез все мои картины, чтобы продать.
Джулиан подошел к ним, пожал руки мужчинам и поцеловал Сару.
– Для меня это своего рода шок, – признал он. – Комната выглядит совершенно опустевшей.
– Да, верное впечатление, – добродушно согласился Кардуэлл. – Зато мы сейчас закатим чертовски хороший ужин и забудем на хрен все свои печали. Извини за такое грубое выражение, Сара.
– Ты же знаешь, папа, что при мне тебе нет нужды особенно следить за своим языком, – отозвалась дочь.
– О, мой бог! – вдруг непроизвольно вырвалось восклицание у Джулиана, который смотрел на единственную картину, все еще висевшую на стене.
– В чем дело? – спросил Лампет. – У тебя такое лицо, словно тебе померещился призрак. А это всего лишь мое небольшое новое приобретение, которое я привез, чтобы показать вам. И потом, не хотелось пока оставлять галерею вообще без единого экспоната.
Джулиан отвернулся и подошел к окну. Мысли его окончательно смешались. Купленная Лампетом картина была точной копией его поддельного Модильяни.
Этот скот приобрел подлинник, а Джулиану подсунули фальшак. Он чуть не задохнулся от ненависти.
Но внезапно совершенно дикий, авантюрный план зародился у него в голове. Он резко развернулся от окна.
Они смотрели на него с выражением легкой озабоченности и любопытства на лицах.