– После всего, что произошло, остальное кажется таким мелочным.
– Тогда чем же ты собираешься заниматься?
– Кажется, ты как-то предлагал мне работу.
– А ты отказалась.
– Теперь ситуация изменилась. Я доказала, что ничем не хуже тебя. И мы с тобой отличная пара: как в бизнесе, так и в постели.
– Не настал ли подходящий для меня момент вновь сделать тебе предложение руки и сердца?
– Нет. Но ты можешь прямо сейчас сделать для меня кое-что другое.
– Знаю. – Он встал на колени и поцеловал ее в живот, нежно коснувшись языком ее кожи.
– Но послушай, есть кое-что, чего я так и не поняла!
– Господи! Ты не можешь ненадолго отключить голову и сосредоточиться на сексе?
– Не сразу. Дело вот в чем. Ты профинансировал трюк тех фальсификаторов, верно? Ашера и Митчелла.
– Да.
– Когда?
– Во время поездки из Парижа в Лондон.
– И ты изначально хотел поставить их в положение, чтобы им пришлось потом изготовить для нас две копии Модильяни?
– Все так. Поцелуй меня.
– Минуточку. – Она мягко заставила его оторвать губы от своей груди. – Но в Лондоне ты же еще не мог даже знать, что я напала на след картины.
– Опять в точку.
– Так зачем же ты загодя готовил ловушку для фальсификаторов?
– Скажем так: я очень верил в твои способности, детка.
И в комнате воцарилось молчание, пока за окнами на город опускался вечер.
Эта книга была написана в 1976 году непосредственно перед «Игольным ушком» [22] , и я считаю ее лучшим из моих романов, не снискавших особого успеха. Он был опубликован под псевдонимом Закари Стоун, как и «Скандал с Модильяни», поскольку эти две вещи схожи между собой: в них нет какого-то одного главного героя, а выведены несколько групп персонажей, чьи истории переплетаются между собой и заканчиваются общей кульминацией.
Причем в «Бумажных деньгах» связи действующих лиц между собой значительно менее легковесны, поскольку в книге я пытался показать, насколько тесно коррупция сблизила между собой преступный мир, высшие финансовые круги и журналистов. Поэтому концовка гораздо серьезнее, чем в «Скандале с Модильяни», – если разобраться, она почти трагична. Однако более поучительны различия и сходства между «Бумажными деньгами» и «Игольным ушком». (Читатели, которые желают только съесть торт, не интересуясь рецептом его приготовления, могут сразу переходить к первой главе.) Сюжет «Бумажных денег» – самый умный из всех, придуманных мной, а тот факт, что книга плохо продавалась, привил мне убеждение: слишком умные сюжеты больше нравятся авторам, нежели читателям. Ведь сюжет «Игольного ушка», в сущности, предельно прост. При желании его можно целиком изложить в трех абзацах, что я и сделал, когда только задумал роман. В «Игольном ушке» всего три или четыре основных персонажа, в то время как в «Бумажных деньгах» их десятки. Но при всей сложности фабулы и при большом числе действующих лиц «Бумажные деньги» вполовину короче «Игольного ушка». Как писатель, я неизменно должен был бороться с чрезмерной краткостью повествования, и роман «Бумажные деньги» наглядно покажет вам мое поражение в этой борьбе. Множественность персонажей поневоле вынуждала меня рисовать их портреты скупыми, пусть и смелыми мазками, а потому книге недостает ощущения глубокого проникновения писателя в личные жизни героев, чего ждет аудитория от подлинного шедевра беллетристики.
Одной из сильных сторон романа можно считать его структурное построение. Действие происходит в течение всего лишь одного дня в редакции лондонской вечерней газеты (я сам работал в таком издании в 1973-м и в 1974 годах), а каждая часть представляет собой хронику одного часа этого дня, в трех или четырех эпизодах описывая одновременно то, что происходит в отделе новостей, и реальные события, которые газета освещает (или же упускает из вида). В основу «Игольного ушка» я положил даже более жесткую структуру, хотя, насколько мне известно, никто не обратил на нее ни малейшего внимания. В той книге шесть частей. В каждой части шесть глав (за исключением последней, в которой их семь). Первая глава каждой части посвящена шпиону, вторая – тем, кто на него охотится, и так продолжается поочередно до шестой главы, где обязательно показываются международные и военные последствия описанного ранее. Читатели подобных тонкостей не замечают – да им это и ни к чему, верно? – но я все же подозреваю, что регулярность построения и даже, если угодно, симметрия важна для того, чтобы они считали книгу хорошо написанной.
Еще одна черта, сближающая «Бумажные деньги» и «Игольное ушко», – это присутствие мелких, как бы случайных, но ярко описанных фигур заднего плана: проституток, воров, слабоумных детей, женщин из семей рабочих и одиноких стариков. В более поздних произведениях я стал обходиться без них, считая, что они только отвлекают читательское внимание от главных героев. Но меня и сейчас порой посещает мысль, не перехитрил ли я здесь сам себя, слишком далеко зайдя в своих умствованиях.
Ныне я уже далеко не так непоколебимо уверен, как был в 1976 году, что нити, связывающие преступников, финансовых воротил и журналистов, настолько уж прочны. Но, по моему мнению, книга остается глубоко правдивой в другом. Это подробная картина Лондона, каким я знал его в семидесятые годы, с его полисменами и мошенниками, с банкирами и девочками по вызову, с репортерами и политиками, с магазинами и трущобами, с его улицами и главной рекой. Я любил тот город, и надеюсь, что вы его полюбите тоже.
Кен Фоллетт, 1987 г.
Шесть часов утра
Это была самая счастливая ночь в жизни Тима Фицпитерсона.
Именно об этом он подумал в тот момент, когда открыл глаза и увидел в постели рядом с собой девушку, которая все еще оставалась погружена в крепкий сон. Он не двигался, опасаясь разбудить, но смотрел на нее, смотрел почти украдкой в холодном свете наступавшего лондонского утра. Она спала, вытянувшись на спине, в полной расслабленности, свойственной обычно детям. Тиму это напомнило его Эйдриенн, когда она была еще маленькой. Но он сразу же отогнал непрошеное воспоминание.
У рыжеволосой девушки, лежавшей рядом, прическа напоминала небольшую шапочку, из-под которой торчали миниатюрные ушки. Все ее черты выглядели уменьшенными: нос, подбородок, скулы, ровные и белые зубки. Один раз в темноте той ночи он накрыл ее лицо своей широкой неуклюжей ладонью, мягко прижав пальцы к углублениям глазниц, к ее щекам, заставив приоткрыть нежные губы, словно мог кожей ощутить ее красоту, как ощущают жар от огня.