– Уильям Монк, мистер Николсон, – представился детектив.

– Ну да, мистер Монк, так вы согласны пообедать со мной и заодно рассказать, какое дело привело вас в Чилверли?

Сыщик с радостью принял приглашение. Он замерз и проголодался, а кроме того, ему казалось, что завести разговор будет куда проще, сидя за обеденным столом, чем в гостиной, какой бы уютной она ни была.

– Хорошо, прекрасно. Тогда устраивайтесь поудобнее, а я предупрежу кухарку, – засуетился хозяин.

Преподобный Николсон настолько обрадовался неожиданному компаньону, что Монк добрую половину обеда не решался открыть ему цель своего приезда. Наконец, покончив с холодной бараниной, маринадами и овощами, он отложил в сторону нож и вилку.

Горничная поставила на стол горячий пирог с мелко нарезанными яблоками и небольшой кувшин со сметаной, после чего принялась убирать пустую посуду, всем своим видом выражая удовлетворение.

Когда она удалилась, священник начал рассказывать. Уильям слушал его с удивлением, гневом и все большим состраданием.

Глава 13

Спустя два дня коронер начал дознание по поводу обстоятельств гибели Кейлеба Стоуна. На скамьях для публики не осталось ни одного свободного места. Случай казался всем на редкость необычным, и многим не терпелось узнать, как такое могло произойти.

Лорду Рэйвенсбруку пришлось прибыть в судебное присутствие для дачи показаний, поскольку он являлся единственным непосредственным свидетелем смерти Стоуна. Вместе с ним вызвали троих конвойных, сидевших теперь напряженно выпрямившись и испытывая смущение и почти панический страх. Джимсон не сомневался в невиновности всех троих, Бейли, наоборот, считал себя и своих товарищей виноватыми с головы до ног и достойными соответствующего наказания, а третий охранник, тот, которого отправили доложить о случившемся, вообще отказывался высказывать какое-либо мнение.

Эстер явилась в суд по вызову Рэтбоуна, а не коронера. Кроме нее, там находился врач, производивший официальное освидетельствование трупа.

Энид Рэйвенсбрук сидела рядом с мужем. Ее лицо по-прежнему оставалось бледным и изможденным, но во взгляде женщины чувствовалась твердость, и она к тому же уже не выглядела столь больной, как неделю назад. Возле нее находилась Женевьева Стоунфилд вместе с исполненным спокойствия и решительности Тайтусом Нивеном.

Селина Херрис сидела в одиночестве с высоко поднятой головой. Лицо ее сделалось белым, как бумага, а взгляд неподвижных глаз казался пустым после пережитого потрясения. Посмотрев в ее сторону, Оливер испытал какое-то необъяснимое сострадание. Их не объединяло абсолютно ничего – ни культура, ни какое-либо дело, ни вера в одни и те же идеалы. Они, можно сказать, даже говорили на разных языках. И все же, глядя на нее, Рэтбоун испытал такое ощущение, будто он сам тоже понес тяжелую утрату. Он понимал, что значит лишиться того, что было тебе неизмеримо дорого, как бы ты к этому ни относился и какие бы странные чувства при этом ни проявлял.

Эбенезер Гуд пока не появлялся. Ему полагалось выступать в роли официального представителя интересов Кейлеба Стоуна.

Оливер убедил Женевьеву позволить ему представлять ее как невестку покойного и, следовательно, его ближайшую родственницу. Рэйвенсбрук, будучи лишь опекуном Кейлеба в детстве, так и не усыновил официально ни одного из братьев, а Селина не являлась его законной женой.

Коронер, грузный добродушный мужчина, часто улыбающийся, однако скорее из любезности, чем в силу врожденного чувства юмора, что вполне соответствовало его профессии, объявил о начале дознания с соблюдением необходимых формальностей, а потом пригласил первого свидетеля – охранника по имени Джимсон. Обстановка этого зала выглядела весьма скромно в сравнении с судом в Олд-Бейли. Свидетелям не приходилось подниматься на высокую трибуну, и в зале не было покрытых изысканной резьбой стульев для присяжных, а коронер, в отличие от судьи, не восседал на похожем на королевский трон кресле. Джимсон прошел за незатейливое ограждение, отделявшее свидетельское место от остальной части зала, а дознаватель устроился за довольно изящным дубовым столом.

Свидетель дал клятву говорить правду, а потом назвал собственное имя и занятие. При этом он так волновался, что у него судорожно дергалось горло и он то и дело заикался.

Коронер посмотрел на него с благосклонной улыбкой.

– Теперь, мистер Джимсон, просто расскажите, что случилось. Не надо так пугаться. Мы лишь проводим дознание, вас ни в чем не обвиняют, – подбодрил он конвойного. – Давайте! Начните с того момента, когда арестованного вновь передали под вашу охрану, объявив перерыв в судебном заседании.

– Да, сэр! Ваша честь! – с готовностью отозвался взволнованный свидетель.

– Обращения «сэр» вполне достаточно. Я не судья, – поправил его дознаватель.

– Да, сэр. Благодарю вас, сэр! – Джимсон тяжело вздохнул, и у него опять дернулось горло. – Он вел себя очень странно – я имею в виду арестованного. Он смеялся, кричал и ругался на чем свет стоит. Мне еще ни разу не попадался такой злобный парень, и еще этот смех вдобавок, как будто все это казалось ему какой-то забавной шуткой. Но он вовсе не собирался нам сопротивляться, – поспешно добавил Джимсон. – Он спокойно прошел в камеру, и мы его там заперли.

– Мы? – спросил коронер. – Вы можете вспомнить, кто именно из вас его запер?

– Да, сэр. Это был я.

– Понятно. Продолжайте.

В зале стояла почти полная тишина, нарушаемая лишь шорохом одежды, когда кто-то из зрителей пытался устроиться на своем месте поудобнее, да еще какая-то женщина обратилась шепотом к сидящему рядом соседу. Присутствующие на дознании журналисты пока не делали никаких записей.

– Потом пришел лорд Рэйвенсбрук и попросил разрешения пропустить его к арестованному, сказав, что он его единственный родственник, – продолжал свой рассказ Джимсон. – Он еще сказал, что дела подсудимого совсем плохи и присяжные, похоже, скоро вынесут вердикт, после чего ему уже не позволят с ним увидеться с глазу на глаз, как с приговоренным. А пока он оставался невиновным – по крайней мере, по закону.

– Я понимаю. – Коронер утвердительно кивнул. – Вам незачем это объяснять, это и так ясно и вполне естественно.

– Благодарю вас, сэр. – Слова дознавателя, похоже, не принесли охраннику ни малейшего облегчения. – Мы все, то есть Бейли, Элкотт и я, решили, что он прав, и позволили ему войти…

– Подождите, мистер Джимсон, – перебил его коронер. – В каком состоянии находился подсудимый, когда вы пропустили к нему лорда Рэйвенсбрука? Как он себя вел, как держался? Проявлял ли он злобу, подобно тому, о чем вы говорили раньше? Как он встретил лорда Рэйвенсбрука?

Конвойного охватило смущение.

– Вы видели его, мистер Джимсон? – продолжал настойчиво выяснять дознаватель. – Вы должны дать правдивый ответ. Речь идет о гибели человека, находившегося под вашей охраной.