Сапожник, невысокий узкогрудый человек, страдающий одышкой, взял листок бумаги и искоса посмотрел на него.
– По-моему, он похож на Кейлеба Стоуна, – сказал он, подумав. – Я видел его всего пару раз, но с меня и этого хватит. Такое лицо не скоро забудешь… Правда, этот парень, похоже, не такой бешеный, как он, и чистенький с виду. Вы сказали, он был одет как джентльмен?
У сыщика учащенно забилось сердце в радостном предвкушении, хотя здравый смысл подсказывал ему нечто совершенно обратное.
– Да, – торопливо проговорил он, – это только рисунок. Забудьте о Кейлебе Стоунфилде…
– Его зовут Стоун, – поправил его сапожник.
– Простите, о Стоуне. – Уильям не стал вникать в его слова. – Этот человек – его родственник, поэтому они так похожи. Вы когда-нибудь его видели? Скажите, он не попадался вам на глаза в прошлый вторник? Возможно, он здесь проходил.
– Одетый как джентльмен и все такое?
– Да.
– Я, конечно, не слишком его запомнил, но проходить здесь он точно проходил.
Монк облегченно вздохнул. Ему не следовало чересчур хвалить собеседника, иначе он, чего доброго, может поддаться на соблазн приукрасить известные ему факты.
– Спасибо, – ответил детектив как можно более глухим голосом, стараясь ничем не выдать охватившего его радостного возбуждения. – Я вам очень признателен. – Он достал из кармана трехпенсовую монету – столько стоила пинта эля. – Вспомните обо мне, когда зайдете в паб, – добавил Уильям.
Раздумье сапожника длилось не более секунды.
– Я так и сделаю, уважаемый, – отозвался он и торопливо протянул Монку крепкую заскорузлую ладонь, словно опасаясь, что тот может передумать.
– В какую сторону он направлялся? – задал сыщик последний вопрос.
– К западу, – тут же ответил сапожник, – в сторону Саут-Дока.
Детектив уже взялся за ручку двери его будки, когда в голову ему пришел еще один вопрос, возможно, самый очевидный из всех:
– А где живет Кейлеб Стоун?
Спросив это, Монк тут же увидел, как лицо сапожника залила бледность, заметная даже под налетом смешанной с грязью сажи.
– Не знаю, мистер, – и вовсе не переживаю из-за этого. И если вы разумный человек, не спрашивайте об этом больше никого. У нас здесь принято считать так: чем меньше знаешь, тем лучше.
– Понимаю. Все равно, спасибо вам большое. – Уильям коротко улыбнулся и, обернувшись, вышел, вновь окунувшись в запах соленого прилива, свежих нечистот и переполненных сточных канав.
Он посвятил поискам весь остаток дня, но к пяти вечера, когда совсем стемнело, стало еще холодней и на скользких булыжниках тротуаров образовалась ледяная корка, ему так и не удалось добиться каких-нибудь результатов. Оставаться в трущобах одному, не имея при себе оружия, было небезопасно. Низко наклонив голову и подняв воротник, Монк быстро шел в направлении к Вест-Индия-Док-роуд – освещенной улице, где можно было нанять кеб, чтобы возвратиться домой. Он сделал немалую глупость, отправившись в эти места в приличной одежде, – теперь из нее ни за что не выветрится этот запах… Еще один провал в памяти! Ему следовало подумать об этом, прежде чем появляться здесь. Уильям не только не имел понятия о нескольких периодах собственной жизни – о детстве, юности и молодости, – для него не только оставались загадкой одержанные им победы и понесенные поражения, а также любовные истории, если только он вообще встречался с женщинами, о которых стоило вспоминать; но он заодно позабыл и о глупых житейских мелочах и теперь чуть ли не каждый день допускал ошибки, досаждавшие ему, словно засевшие под кожей занозы.
* * *
Кучер оказался почти прав насчет эпидемии в Лаймхаусе. Однако его обитатели страдали не от обычного тифа, поражающего дыхательные пути, а от брюшного, стремительно распространявшегося в этих трущобах от одного перенаселенного дома к соседнему и от одной переполненной помойной ямы к другой.
Эстер Лэттерли была медицинской сестрой и сиделкой. Во время Крымской войны ей довелось служить вместе с Флоренс Найтингейл в госпитале в Скутари, а также оказывать помощь раненым на поле боя, и девушка более чем привыкла к болезням, холоду, грязи и человеческим страданиям. Она уже не помнила, сколько людей умерли у нее на глазах от ран или болезней. Однако отчаянное положение живших в Лаймхаусе бедняков тронуло ее настолько, что ей удавалось держаться и не испытывать ночных кошмаров лишь благодаря тому, что рядом с нею работали леди Калландра Дэвьет, ее близкая подруга и покровительница Монка, и доктор Кристиан Бек. Втроем они, по мере возможности, старались хотя бы немного облегчить страдания здешних жителей и боролись за устранение причин, из-за которых это заболевание переросло в настоящую эпидемию.
В тот день, когда Уильям обходил улицу за улицей в поисках людей, которые могли видеть Энгуса Стоунфилда, Эстер, опустившись на колени, изо всех сил скребла пол в одном из складов, который благодаря стараниям Энид Рэйвенсбрук, состоятельной дамы, занимающейся благотворительностью, временно предоставили им для использования в качестве больниц для тифозных, пытаясь привести его в порядок и сделать хотя бы отдаленно напоминающим военный госпиталь в Скутари. Эстер казалось, что вода, которой она мыла пол, кишела инфекционными микробами так же, как любой из ее теперешних пациентов; однако, добавив в нее побольше уксуса, она надеялась, что это поможет ей добиться поставленной цели. Кроме того, доктору Беку удалось раздобыть полдюжины открытых жаровен, где они собирались жечь табачные листья, подобно тому как делают на военном флоте, чтобы окуривать дымом пространство между палубами и таким образом уберечься от желтой лихорадки. Калландра купила несколько бутылок джина, которые надежно заперли в процедурном кабинете, чтобы использовать потом для мытья кастрюль, посуды и стерилизации инструментов. Поскольку здесь работали одни лишь профессиональные медсестры, никто особо не опасался, что джин будут просто пить.
Мисс Лэттерли только что закончила скрести последний ярд пола и поднялась на ноги, чтобы, наконец, расправить ноющую от бесконечных наклонов спину, когда в помещение вошла Калландра. Это была женщина с мощными бедрами, давно вступившая в средний возраст. Ее прическа, всегда находящаяся в беспорядке, сегодня казалась особенно неопрятной. Пряди волос торчали и свешивались во все стороны, а несколько шпилек едва держались на своих местах. Леди Дэвьет даже в юности явно не принадлежала к числу красавиц, однако ее лицо, свидетельствовавшее о немалом уме и приятном характере, казалось по-своему привлекательным.
– Ты закончила? – весело спросила она. – Отлично. Боюсь, нам понадобится здесь каждый свободный фут. И еще, конечно, одеяла. – Окинув помещение быстрым взглядом, Калландра принялась измерять его шагами, стараясь точно рассчитать, сколько человек можно уложить там так, чтобы они не соприкасались друг с другом. – Я хочу раздобыть соломенные тюфяки, – продолжала она, не оборачиваясь к Эстер, – и какие-нибудь кастрюли или ведра. Брюшной тиф – это просто какая-то дьявольская болезнь. Нам придется без конца убирать за больными, и я понятия не имею, как мы будем это делать. – Она дошла до противоположного конца склада, и мисс Лэттерли теперь почти не разбирала ее слов. Сама же Дэвьет, повернувшись, стала мерить склад в ширину. – Здесь на целую милю в округе не найдешь ни одной свободной выгребной ямы или помойки.