– Спасибо, Венера Марсовна, – сказал он, возвращая стакан хозяйке.

– Это очень сильное лекарство, – сочла нужным предупредить Венера Марсовна.

– Очень хорошо, – улыбнулся в ответ Геннадий Павлович. – Мне именно такое и нужно. Спасибо, – еще раз поблагодарил он.

– Надеюсь, Гена, вы не вознамерились таким образом свести счеты с жизнью? – поинтересовалась Венера Марсовна.

– Ни в коем случае, – ответил Геннадий Павлович. – Напротив, собрался пожить.

– Ну, в таком случае успехов вам, Гена.

– Спасибо, Венера Марсовна.

Геннадий Павлович направился к выходу, а Венера Марсовна стояла и смотрела ему вслед до тех пор, пока от очередного раската грома не зазвенели стекла в окнах. Вздрогнув, Венера Марсовна поплотнее запахнула полы халата и захлопнула дверь.

Выйдя на улицу, Геннадий Павлович сразу увидел машину, стоявшую с зажженными фарами возле подъезда, – черный «Мерседес». Возле приоткрытой задней дверцы стоял знакомый Геннадию Павловичу капитан из службы охраны.

– Прошу вас, Геннадий Павлович, – шире распахнул он дверь.

На улице была тьма непроглядная, а в машине – еще темнее. Открытая дверца показалась Геннадию Павловичу похожей на лаз в звериную нору, в которой мог таиться хищник. Хотя, кто его знает, быть может, столь странный образ возник у него в голове потому, что начало действовать снотворное? Лекарство и в самом деле оказалось отменным. Прошла всего пара минут после того, как Геннадий Павлович принял таблетки, а он уже чувствовал, как тяжелеют, наливаясь свинцом, веки, а ноги едва ли не с каждым шагом делаются непослушными, словно слепленными из глины. Геннадий Павлович все же смог без посторонней помощи добраться до распахнутой дверцы машины и завалиться на заднее сиденье. Едва он убрал ноги, как усевшийся рядом с ним капитан службы охраны общественного порядка захлопнул дверцу. В салоне машины загорелся свет. Человек в штатском, сидевший на переднем сиденье рядом с водителем, обернулся. У него было широкое, волевое лицо мужчины, которого, несмотря на возраст, трудно было назвать пожилым. Впечатление портил только мягкий подбородок с глубокой, как у младенца, ямочкой.

– Вы плохо себя чувствуете, Геннадий Павлович? – с тревогой спросил он, посмотрев на Калихина.

Геннадий Павлович полулежал, откинувшись на спинку сиденья и полуприкрыв глаза.

– А, ерунда, – вяло махнул он рукой. – Просто устал.

– Ничего, скоро отдохнете, – улыбнулся человек на переднем сиденье.

– Надеюсь, – ответил Геннадий Павлович.

Собеседник лукаво прищурился.

– Вы меня не узнаете, Геннадий Павлович?

– Полковник Рыпин, – едва ворочая языком, проговорил Геннадий Павлович. – Если, конечно, это ваше настоящее имя.

– Странно, – полковник Рыпин хмыкнул, – удивленно и немного с досадой. – Как вам это удалось?

– Что именно? – переспросил Геннадий Павлович.

– Вы не должны были меня помнить.

– Ну, мало ли… – Калихин умолк, не закончив фразу.

– Ну, что же, Геннадий Павлович, – улыбнулся полковник. – Поработаем снова вместе?

– Как придется…

Ответ полковнику Рыпину не понравился, поэтому он решил закончить разговор.

– Трогай, – кивнул он водителю.

Водитель выключил свет в салоне. Геннадию Павловичу показалось, что он провалился в темноту преисподней. Он видел перед собой лишь темный силуэт головы водителя на фоне узкого участка дороги, освещенного фарами. Машина рванулась с места на такой скорости, что Геннадия Павловича вдавило в мягкую спинку сиденья. Впрочем, ему до этого уже не было дела. Он ждал лишь момента, когда снотворное подействует в полную силу и он сможет наконец покинуть эту опостылевшую ему реальность. Геннадий Павлович уже почти засыпал, но резкий, до омерзения пронзительный визг тормозов вновь вернул его к действительности. Калихина бросило вперед – он едва не ударился носом о затылок водителя. В свете фар мелькнула человеческая фигура с раскинутыми в стороны руками. Следом за этим раздался глухой удар, и человек упал на капот машины. Лицо его прижалось к лобовому стеклу. Безжизненные глаза несчастного как будто с укором смотрели в салон машины, где сидели убившие его люди.

– Семецкий… – одними губами произнес Геннадий Павлович и сполз на пол машины.

В небе прогрохотал гром и огромная изломанная молния разорвала черные тучи. Первые крупные капли начинающегося ливня застучали по крыше машины. Что делал старик Семецкий на улице, перед самой грозой? – это была последняя ясная мысль, которую зафиксировало сознание Геннадия Павловича. Остальное – тоска.

– Ну, что сидишь? – полковник толкнул в плечо ошеломленного случившимся водителя. – Убери его!

Водитель дернул ручку на дверце, выскочил из машины под дождь и, обхватив тело старика за пояс, начал стаскивать его с капота. Тем временем капитан, решивший, что Геннадий Павлович упал с сиденья в результате удара, взял его за руку, чтобы помочь подняться. Но тело Геннадия Павловича осталось неподвижным.

– Товарищ полковник! – закричал капитан. – Он отключился!

– Как отключился? – развернулся всем корпусом назад полковник Рыпин. – Что с ним?

– Не знаю, – капитан пощупал пульс на шее Геннадия Павловича. – Как будто жив.

– Он заснул! – догадался, в чем дело, полковник Рыпин. – Хочет от нас уйти! Не давай ему спать!

– Как? – растерянно глянул на него капитан.

– Как хочешь! – рявкнул в ответ полковник.

Капитан начал было трясти Геннадия Павловича за плечи, но, сообразив, что это ничего не даст, подхватил его под мышки, уложил на сиденье и принялся сначала трясти за подбородок, а затем хлестать по щекам.

– Хватит там возиться! – крикнул в открытую дверцу полковник Рыпин. – Брось его! Поехали!

Кинув тело старика на обочине, промокший водитель запрыгнул в машину и хлопнул дверцей. Чтобы немного прийти в себя, он провел ладонью по мокрому лицу.

– Поехали! – во всю глотку заорал на него полковник Рыпин.

Глава 18

Геннадий Павлович провалился в сон, словно в черную бездонную яму. Он падал, падал, падал, – и казалось, этому не будет конца. Страшно не было, но было ужасно неприятно ощущать свое бессилие перед стихией, которая несет тебя неизвестно куда. И все же это было лучше, чем сидеть под насмешливым взглядом полковника Рыпина. Для начала Геннадию Павловичу было довольно и этого. Он ушел от них! Оставил их в дураках! К черту проклятый мир, в котором нет места для истинных чувств! Если даже ему суждено умереть от передозировки снотворного, то сам он никогда об этом не узнает, поскольку последние минуты жизни превратятся для него в бесконечность. Если же его успеют спасти, то полковник Рыпин получит лишь тело, жизнь в котором можно будет поддерживать только с помощью специальной медицинской аппаратуры. По собственной воле Геннадий Павлович в свое тело уже не вернется – его ничто не связывало с тем миром, который он покинул, он не оставил в нем ничего, что не смог бы заново воссоздать в мире сна, – и вряд ли найдется сновидец, который сумеет заставить его вернуться. Уже хотя бы потому, что не всякий сновидец рискнет нырнуть в структуру сна четвертого порядка, проникнуть в которую намеревался Геннадий Павлович. Это был не осознанный выбор, а единственно возможный ход в сложившихся обстоятельствах.