— Нет, я очень люблю Артура и скучаю о нем. Но сейчас я думала не о мальчике.
— О ком же вы думали?
— Угадайте!
— Об отце.
— Холодно.
— Тогда не знаю.
— Нет, отлично знаете. Только почему-то не говорите. Налейте еще мне, пожалуйста, вина.
Я выполнил эту просьбу-приказ.
— Я хочу выпить за человека, который все эти дни был рядом со мной, который рисковал ради меня жизнью, хотя мог этого и не делать. Хочу выпить за человека, в котором с некоторых пор, я уверена так же как сама в себе. А иногда, мне кажется, даже больше.
Не скрою, пока она произносила этот тост-признание, внутри меня разлилось целое море чувств.
— Прежде чем выпить вино, я тоже хочу произнести свой тост. Я пью этот бокал за самую смелую женщину, которую я только встречал в своей жизни, за женщину, которая совмещает в себе любящую мать, верную дочь, отличного бизнесмена и… — Я замолчал.
— Почему вы остановились?
— Замечательную возлюбленную, — выдохнул я.
Мы одновременно подняли бокалы, и они со звоном встретились, словно губы в поцелуи. Мы выпили и над столом вдруг повисла напряженная тишина, каждый из нас не решался первым нарушить ее, так как это было как раз то молчание, которое говорило красноречивее любых слов.
— Вам не кажется, что мы должны сказать друг другу все, что хотим? — произнесла вдруг она.
— Да, — согласился я. — Я хочу сказать: ты мне очень дорога, у меня на свете нет человека дороже тебя.
— Ты мне тоже дорог, — прошелестел ее тихий, но великолепно различимый ответ.
Я встал, подошел к ней. Ланина тоже встала. На этот раз ничего не мешало нашим губам встретиться. Это был долгий и упоительный поцелуй, он напоминал мне одновременно налетевший свежий бриз во время жаркого дня и пришедший откуда-то издалека теплый ветер, прогоняющий холод наступившей ночи.
Мы стояли на краю бассейна, кто-то из нас слегка покачнулся — и внезапно мы оба оказались в воде.
Когда я выплыл на поверхность, то услышал рядом с собой звонкий смех. Ланина в одежде плавала вокруг меня и смеялась. Я тоже засмеялся, хотя находиться в воде в одежде было не самым большим удовольствием из тех, которыми я мечтал насладиться этой ночью.
Мы одновременно вылезли из воды, которая стекала с нас ручьями. Дул легкий ветерок, он приносил приятную прохладу, когда мы сухие сидели за столом. Сейчас же он заставлял нас поеживаться.
— Нам надо срочно снять эту мокрую одежду, — сказал я.
— Кто же нам мешает? — засмеялась она.
Не прошло и несколько секунд, как вся одежда, что была на ней, оказалась лежащей у ее ног. Ее обнаженное белое, словно покрытая снегом горная вершина тело, было великолепно. Я последовал примеру Ланиной.
Теперь мы стояли обнаженными на краю бассейна и смотрели друг на друга. Внезапно она столкнула меня в его чашу и бросилась в нее сама. Но теперь я не стал пытаться выбраться на сушу, а поймав Ланину, заключил ее в объятия. Я чувствовал ее тело, которое было покорно моим губам, рукам…
С каждой секундой наши объятия становились все более страстными и тесными. Мы выскочили из бассейна, Ланина легла на землю, я опустился на нее и стал целовать ее влажное тело. Эта женщина, умевшая быть такой требовательной и повелительной, была сейчас самой покорной в мире представительницей прекрасного пола. И впервые больше не было никаких препятствий для того, чтобы произошло то, о чем я мечтал столько последних дней.
Если и есть рай на земле, то я в те дни мог смело указать всем желающим побывать в нем его адрес: эта была вилла, где мы находились с Сашей, как отныне я стал ее называть. Счастье невозможно выразить словами, если оно поддается описанию, то это нечто совсем иное, это чувство, которое лишь внешне похоже на него. Поэтому я не стану вдаваться в детальное описание нашего пребывания на этом острове блаженства; кто хоть раз в жизни побывал на нем, все поймет и без моих слов. Но а тому, кому в течение всей жизни так и не выпал туда билет, попытаться что-либо рассказать о пребывание там — занятие заведомо бесполезное.
Кроме того, что мы получили в полное, хотя и временное владение, целый дом, в нашем распоряжении оказалась еще и роскошная яхта, которая так же принадлежала партнеру Ланиной по переговорам. А, как оказалась, Саша великолепно умела управлять этими посудинами, так как в свое время занималась в яхт-клубе. Нашим любимым занятием стали прогулки под парусами. Ветер упруго надувал плотную материю всей своей мощью, неся нас то по изумрудным, то по лазоревым, то по сероватым в зависимости от погоды волнам Средиземного моря. Я сидел на носу нашего корабля, свесив вниз ноги, и думал о том, что как было бы прекрасно остаться тут навсегда и провести остальную жизнь в этом сладком ничегонеделании, ежедневно целиком погружаясь в негу блаженства, ни о чем не заботясь, не вспоминая, ничего не зная об этом ужасном мире, где кровь, жадность, жестокость правят свой беспощадный бал.
Но через четыре дня произошло то, чего я опасался с самого начала нашей идиллии, Саша вдруг стала проявлять некоторое нетерпение, в ней явно нарастало желание вернуться к прежним делам, к привычному ритму жизни. Она по-прежнему, подобно полуденному солнцу, лучилась любовью и нежностью, но я видел, что это не более чем остатки былого огня, что ее мысли все чаще бродят далеко от этих мест.
Все это время мы не говорили о делах. Тем для разговоров хватало и без них. Тем более за все время нашего знакомства, мы сознательно не касались многих из них. Мы вспоминали о том, как впервые увидели друг друга, какое впечатление друг на друга произвели, искренне говорили о тех обидах, что нанесли друг другу и многом, многом другом, что приобретает значение лишь тогда, когда чужие люди вдруг однажды превращаются во влюбленных. Но, увы, с некоторых пор все изменилось, хотя внешне все выглядело так же, как и вчера. Милая Эммануэль, с которой мы очень сдружились за эти дни, накрыла ужин, зажгла свечи и оставила нас одних. Но на этот раз разговор, подобно костру, сложенному из отсыревших дров, как-то не разгорался. Мы молча ели, впрочем, о Саше это было сказать довольно затруднительно, так как ее тарелка оставалась почти нетронутой.
— Как ты думаешь, кто все-таки владелец этой фирмы? — вдруг спросила она меня.
— Пока дальше предположений ничего не могу сказать.
— Что же ты предполагаешь?
— Скорей всего мы знаем этого человека. Больше всего это похоже на Барона. Но тогда непонятно, почему он подвергся нападению Зайченко, зачем он связался со своим смертельным врагом Курбатовым. Этот альянс мог родиться только из большого совместного, хотя и временного интереса. Я полагаю, что они в таком же недоумении, как и мы.
— Кто же тогда? — задумчиво произнесла Саша.
— Мы не можем исключать никого: Орехова, Гарцева, Яблокова.