Не думать об этом. Нет! Не думать! Не думать!
Но кто же всё-таки строит сейчас козни против него? И снова перед его внутренним взором встаёт оскаленное в волчьей ухмылке лицо Фрэнсива Ловелла. Проклятый виконт! Никак не избавиться от его образа. Это же надо, такую верность проявлять к погибшему другу. И как это удавалось Ричарду находить таких друзей, таких преданных рыцарей, что, не задумываясь, шли за ним на смерть? А у него, Генриха, никогда не было друга, ни одного. Только дядюшка и мать, которые всегда заботились о нём. Только им он и может доверять.
Ночь прошла в тяжёлых размышлениях.
А утром, выйдя после беспокойных ночных часов подышать свежим воздухом в свою излюбленную аллею, Генрих вдруг застыл в позе соляного столба. На стволе большого раскидистого дерева, под которым он частенько сиживал, белел листок, приколотый большим, устрашающего вида кинжалом. На плохо сгибающихся ногах Генрих подошёл ближе, чтобы прочесть зловещее послание.
«Берегись, злодей! Возмездие близко. Ф.Л.» — было написано большими, не слишком аккуратными буквами. Душа упала куда-то вниз, сердце забилось сильно и гулко. Генрих быстро осмотрелся по сторонам, сорвал злополучное послание вместе с удерживающим его оружием и быстро, почти бегом устремился обратно во дворец. Сначала хотел поднять шум, но потом одумался и вызвал к себе незаменимого Грегори Майлса. Показал верному слуге, готовому охранять его надёжней самого злого сторожевого пса и, не задумываясь, выполнять любые поручения, зловещие доказательства затеваемого против него, Генриха, злодеяния. И велел самым тщательным образом проверить всех, кто работает во дворце, и кто вхож сюда. Приказал не оставить без внимания и его специальную охрану. Кто знает, враг мог затесаться и в ряды тех, кто обязан оберегать монарха.
— Всех, Майлс, всех. Проверь каждого, просвети до самого донышка и доложи мне, — велел напоследок.
Верный слуга ушёл, а Генрих не мог найти себе места. Еда не шла в горло, хотелось пить. Голова горела, в ушах стоял звон.
— Вы что-то плохо выглядите, Генрих, — тревожно сказала королева Элизабет, — здоровы ли вы?
«Так я и поверил, что тебя волнует моё здоровье, йоркистское отродье», — пронеслось в голове.
— Не стоит беспокоиться, дорогая, я просто немного простыл, — холодно откликнулся он. — Полежу пару дней, отдохну, и всё встанет на место.
— Я принесу вам липовый чай, мой супруг, — с тем же выражением лица произнесла королева, — прямо сейчас.
— Да, — согласился он, подумав о том, уж не хочет ли она отравить его.
Но, поразмыслив пару минут, пришёл к заключению, что Элизабет нет резона покушаться на его жизнь. Во всяком случае, сейчас, когда жива всесильная матушка, а наследник ещё совсем кроха. Поэтому он залпом выпил пахнущий тёплым летом отвар и попросил жену оставить его одного — он-де хочет поспать.
Королева ушла, а о сне, конечно, не было и речи. Даже просто лежать в постели было невозможно. Он ходил и ходил по комнате, твёрдо зная, что здесь и сейчас его не достанет никто. Охрана надёжна, а Майлс, конечно же, проверил тех, кто стоит сейчас у двери, в первую очередь.
Но покоя не было. Он не мог заглушить в себе уверенность, что проклятый Ловелл остался жив. Он такой изворотливый. Тогда, после битвы при Босуорте, когда пал Ричард, Фрэнсису удалось спастись. Он бежал в Колчестер и укрылся в аббатстве Святого Джона, а потом скрылся по ту сторону пролива. Скорее всего, и сейчас, после Стоук-Филда опять улизнул. И теперь будет вечной занозой в его, Генриха, попе, прости Господи, — и вытащить невозможно, и сидеть больно.
Только к концу следующего дня преданный Грегори смог сказать ему хоть что-то определённое.
— Всё как будто чисто, мой господин, — прошелестел он как всегда еле слышным голосом. — Подозрения, и то довольно шаткие, вызвал лишь один из охранников, Оуэн ап Рис, валлиец.
— Так возьми его, Майлс, и самым тщательным образом допроси в той комнате в подвале, что тебе хорошо известна. Там становятся разговорчивыми все, ты же знаешь.
— Я уже отдал распоряжение, Ваше Величество.
Грегори ушёл, а спокойствия не прибавилось. Неужели его мог предать свой, валлиец? Ведь они всегда верно служили, если не ему, то дядюшке Джасперу Тюдору, могущественному графу Пембруку, ныне герцогу Бедфорду. Неужели? Впрочем, деньги, если их достаточно много, могут преодолеть любую верность, как ему казалось.
Следующая ночь прошла так же беспокойно, как и две предыдущие. Сна не было. Генрих изредка забывался ненадолго не сном, но дрёмой, а потом вскидывался, и снова начинал вышагивать по комнате, пока не валился обессиленный на широкую кровать. Уснул только под утро. Но и во сне не имел покоя. Злобное лицо Фрэнсиса Ловелла смотрело на него из-за дерева и доводило до жути волчьим оскалом. А потом на него снова мчался неустрашимый Ричард. И опять падал, обливаясь кровью, Уильям Брэндон, роняя на землю знамя с Красным Драконом. И опять остановилось мгновение, как в сказке. И тут… Он проснулся, обливаясь холодным потом. Было утро. Вызвал слугу. Велел сменить рубаху и простынь. И принести поесть. Нужны были силы, чтобы противостоять всему, что на него навалилось.
Майлс появился только после полудня, бледный, усталый.
— Что? — устремил ему навстречу тревожный взгляд король.
— Нет, мой повелитель, ничего не вышло. — Он устало склонил голову. — Мы промучились с ним всю ночь и целое утро. Но он твердил, что ни в чём не виноват. Даже когда с него сдирали кожу и посыпали раны солью, он, ругаясь самым непристойным образом и проклиная всё на свете, утверждал, что невиновен. Он умер полчаса назад. Крепкий был мужчина. Мало кто может выдержать эту камеру так долго.
Генрих набожно перекрестился. Ещё один грех взял на душу? Впрочем, что уж теперь считать. А защищаться надо.
Прошло ещё три дня, прежде чем король пришёл в себя настолько, чтобы заняться государственными делами. А их накопилось множество.
Нужно подумать о том, как наполнить казну. Хватит с него, насиделся в бедности. Теперь он имеет полное право жить на широкую ногу и содержать двор, который будет не хуже, чем у других европейских монархов. Почему нет? Он король великой державы и имеет на это полное право. Правда, обходится такой двор ой-ой как недёшево. Но положение обязывает. Матушка говорит, что так правильно, а ей он привык доверять. Сама-то она ходит всегда в скромном чёрном одеянии, но в комфорте себе отказывать не собирается, да и университеты вот взялась опекать — и Оксфорд, и Кембридж. А это потребует немало средств, если она начнёт выполнять то, что задумала.
Подрастает сын-наследник. Ему нужно дать всё самое лучшее. Мальчику предстоит продолжить династию, основу которой он, Генрих, заложил, не останавливаясь ни перед чем, рискуя даже подчас вечной жизнью собственной души. Хочется думать, что династия эта будет никак не слабее и, конечно же, не короче, чем у Плантагенетов. Нет! Ему видится долгий и блестящий путь, открытый перед его потомками. Династия Тюдоров! Звучит замечательно. И все понимают, что в основе своей династия связана с самим Камелотом и легендарным королём Артуром. Он, Генрих, достаточно ясно дал это понять. Теперь надо поднять на ноги достойного наследника. А Артур подаёт большие надежды. Прекрасный ребёнок, крепенький, здоровый, разумный. Его теперь ожидает орден Подвязки. Ещё со времён Эдуарда III очень почётно иметь место в этой элите из элит общества. И надо дать ребёнку достойное образование, это само собой разумеется. Принц Уэльский, наследник английского трона будет блестяще образованным молодым человеком, чего бы это ни стоило отцу.