– Ишь ты, ездок – лоб расшиб, – тетка в черной плюшевой куртке и цветастом платке приложила к моей шишке холодную сухую тряпку. Я, наверное, почти потерял сознание. Я видел, как она вышла из леса и направилась прямо к разбитой машине, потом ко мне, сидевшему прислонившись спиной к толстой сосне. Видимо, от удара я был в шоке и мало что соображал.
– Что же это ты, молодой человек, так неосторожно? – От холодного стало намного легче. И я начал понемногу оживать.
– Да я осторожно, – слова пока давались с трудом. Я слышал сам себя как будто со стороны, – но там, на дороге лед. Я машину только водить научился. Вот и занесло.
Про зервудака я не решился рассказывать.
– Осторожно, это правильно, – согласилась женщина. – Идти-то можешь?
– Да, конечно могу, – я почти без труда встал. А перед глазами все поплыло.
– Да нет, не можешь ты идти просто так, – тряпка опять вернулась на мой лоб. – Сотрясение у тебя. Да и зервудак видать крепко тебя помял.
– А вы видели? Он, правда, был?
– Да нет, я стараюсь от них подальше держаться. У тебя на лице написано, что ты только что из лап его вырвался. Я-то знаю, что он с людьми делает. Ну, ты посиди немного, я сейчас тебе попить дам.
Женщина, весело вздохнув, опустилась со мной рядом на мерзлую землю и стала рыться в своем кузовке. Давно я не видел такого. Плетеная из белых тонких деревянных полос (липа, подумал я не к месту) коробочка, притороченные к ней веревки. Вот и подобие станкового рюкзака. Впрочем, из этого архаичного кузовка женщина вытащила довольно современный термос и прямоугольную коробку из нержавеющей стали. В таких шприцы кипятят. Неплохой набор для лесной ведьмы. Я почему-то подумал, что она ведьма.
– А ты что думал, – хитро глянула на меня женщина, – ведьмы только сушеную селезенку пользуют? Я собой всегда ношу аптечку первой помощи. Меня-то зовут всегда лечить, а не песни петь. Что же я, вместо аспирина иву пожевать дам? Слава богу, запасы есть. Аптеку разбомбили в городе, я к дочке как раз ездила, и решила, чего добру пропадать? Вот тесть-то и нагрузил машину и мне в избу отвез. Эх, бедные они. Ни я к ним теперь, ни они ко мне. Куда-то отвезли их. Не так как тебя – в лагерь. Куда-то работать.
– А почему вы решили, что я из лагеря? И не думал я, что вы ведьма.
– А чего решать? – женщина, надломив ампулу, проворно наполнила шприц. – На робу свою посмотри. Так, руку давай. Да не бойся. Стерильный. И СПИДа больше нет. Нет больных, нет и СПИДа. Всех их болезных… Эх, все-то нам, за грехи наши сторицей отдается. А ведьма – так ведьма и есть. Кто же в лесу один живет? Только ведьмы.
Очень быстро я почувствовал себя намного легче. Евдокия, так представилась женщина, взяла меня крепко за локоть и мы потихоньку пошли по одной ей ведомой тропинке. Идти было недалеко, но все равно к концу дороги головная боль измотала меня до такой степени, что, войдя в жилище, я просто завалился на железную кровать и заснул, ничего не понимая, не соблюдая никаких приличий.
Пахло травой и оладьями. За окном мел легкий снежок.
– Так, давай, вставай – вижу по глазам, все твои мозготряхи прошли, – Евдокия была тут как тут. – Вот – надевай и иди, тебе с дороги помыться надо, в себя прийти.
В руках она держала обычный махровый банный халат.
– Ну, чего уставился? Думал, тут у меня лаптем щи хлебают и лыком оборачиваются? – Евдокия очень заразительно засмеялась. – Да бери халат. Думаешь, если я в лесу, так вообще дикая? Там душ у меня, электричеством греется. Электричество от генератора. А генератор в сарае. «Хонда». Вопросы есть?
Душ был кстати. Я только там понял, что месяцы в лагере не мылся нормально. Все урывками под холодной струей из мойдодыра, да в каких-то тазиках, когда удавалось нагреть воды. Как только не завшивел. И ещё, где-то в глубине сознания мелькнула странная мысль. Настолько странная, что я немедленно прогнал её подальше. «Странно, почему мои руки не испачканы кровью?»
– Я робу твою в печку, – сообщила Евдокия, когда я быстренько перебежав дворик, ввалился в сени. – Антисанитария, а не роба. Вот, комбинезон у меня есть. Танкисты как-то подарили. Я им фурункулы лечила.
Женщина вдруг замолчала на мгновение и нахмурилась.
– А может, они уже уволились из армии тогда, когда эти явились. Ироды, – потом отвлеклась от грустных мыслей и продолжила, – одевайся и давай за стол.
– Спасибо, я не голоден, – я стеснялся объедать её.
– Не болтай, – Евдокия не потерпела возражений.
После того как я, с соблюдением манер, наколол на вилку первую оладью, сопротивляться сил уже не было. Тем более с таким чаем.
– То-то, не голоден. Даже коту вылизать нечего! – Евдокия с удовлетворением забрала у меня тарелку из-под сметаны. – Иди, полежи. Тебе ещё бегать много нельзя. Да и жирок завяжется.
– Да зачем мне жирок? – она прямо как моя мама. – Я вот лучше по хозяйству вам помогу.
– Что мне помогать? У меня с осени все приготовлено. Теперь только сидеть на… – на чем сидеть, Евдокия не уточнила. – Так что давай, спать не хочешь, поболтаем.
Поболтать я был готов.
– Ну, рассказывай, как там в лагере жилось? Небось, нахлебался, – Евдокия покачала головой, сопереживая моему рассказу о лагерной жизни. – Вон – худой как велосипед. А дома кто? Родители?
Узнав, что родители были в Ялте, когда её уничтожили сенты, женщина нахмурилась.
– Да, долго люди ещё будут сентов этих вспоминать.
– А мне кажется, Евдокия, что скоро уже и вспоминать некому будет. Что от людей осталось? Видел я в лагерях пацанов – они вообще потеряли… Ну, как это сказать…
– Зови меня Дуней просто, а то Евдокия, как на вручении медали, – перебила меня женщина. – Мотивацию они потеряли. Да не смотри на меня как на обезьянку ученую. Знаю я такие слова. Знаю, книжки читаю. А то, что от людей мало осталось – это правда. Да не толпа голову поднимает, чтобы врага свалить. Одного человека порой хватает! Вот и посылают сенты наши разлюбезные, зервудаков, как чуют, что что-то не так. Да нет, не то я сказала. Зервудак сам, как акула на запах крови летит на того, у кого ещё хоть капля силы осталась. Кого не смогла система эта изуверская сломить! Так что смотри парень, не удастся тебе спокойно жить. Зудит в тебе что-то. Раз от зервудака увернулся вчера – то ещё поборемся!
– Я и раньше его встречал, – я рассказал Дуне о моей первой стычке с этой тварью тогда, в лесу возле костра.
– Вот как, – Евдокия даже присвистнула. – Да, не просто тебе будет. Не слышала я раньше, чтобы кто-то от объятий его увернулся. Вчера, ты не впервой значит… Ну… Потом встретимся, ты мне еще расскажешь…
– Да вы, наверное, преувеличиваете, – я не чувствовал ничего особенно в этой призрачной мрази. Только пугает не вовремя. Как вчера, например. – Я думаю, что это просто какие-то грибы газ выделяют. Галлюциногены.