Работа шла своим чередом. За пару следующих месяцев мне один раз пришлось ею заняться. Случай оказался не из затруднительных — с соответствующей оплатой. О моём «клиенте» Новости упомянули мельком и перешли к более важным делам: разводу одной поп-звезды.
Ещё через месяц на месте встречи Михаил Петрович окликнул меня из машины:
— Прокатимся.
Я сел рядом, поставив сумку на пол у своих ног. Когда мы вырулили за город, я понял, что мы едем на стрельбище. Оживлённый Михаил Петрович подтвердил мою догадку.
— Сейчас покажу тебе такую машинку, перед которой твоя — прошлый век.
На стрельбище мы вышли из машины. Михаил Петрович открыл багажник и склонился над блестящим футляром. Стоя за его спиной, я отступил на шаг и, размахнувшись, изо всей силы нанёс ему страшный удар по голове. Он рухнул без звука. Убедившись, что второго удара не требуется, я втащил тело на заднее сиденье и, надев тонкие резиновые перчатки, сел за руль. Через несколько минут я остановился около небольшого озерца, поставив машину так, чтобы она не просматривалась с противоположного берега. Вытащив труп, я положил его рядом с машиной. Преодолев брезгливость, тщательно обшарил карманы и снял с руки часы, весьма, надо сказать, дорогие. Переложив деньги — несколько стодолларовых купюр и несколько тысячных рублёвых, в карман, кинул пустой бумажник рядом с телом. Записную книжку, обнаруженную во внутреннем кармане, сжёг несколько позже, находясь далеко от этого места. Часы, размахнувшись, закинул подальше в воду. После чего протёр в машине все места, на которых мог случайно оставить свои отпечатки, хотя, уже садясь в машину, старался не до чего не дотрагиваться, и открыл багажник в надежде, что он привлечёт внимание каких-нибудь не слишком разборчивых любителей халявы.
Ещё раз окинув взглядом место, я решил, что оно идеально соответствует сюжету случайного ограбления. Погуляв по лесу до темноты, я вышел к пригородной платформе и, смешавшись с пассажирами, вернулся в Питер. Дома я налил себе стакан водки и помянул новопреставленного раба божия Михаила, а заодно и никому не известного (так мне хотелось думать) киллера Кирилла. Для меня было ясно, что сегодня закончился определённый период моей жизни.
Через три дня я переехал на новую квартиру, а спустя неделю съездил в Новгород, где продал свою старую бээмвэшку каким-то кавказцам. Люде переезд на новую квартиру я объяснил желанием жить поближе к ней, а то, что у меня новая машина, я не сомневался, она даже не заметит. Отличить «Запорожец» от «Волги» было верхом её наблюдательности по этой части. Воспоминания о покойном Михаиле Петровиче меня мучили не слишком, я так часто представлял себе этот эпизод в воображении, что, можно сказать, к нему привык. Да и опыт Афгана, где пришлось насмотреться на всевозможные картины смерти, давал о себе знать. Но для того, чтобы покончить даже с такими — смутными — воспоминаниями, я предложил Люде отдохнуть недельку на Кипре, благо безвизовый режим с этим островом делал поездку не слишком хлопотливой.
— Моя контора что-то мудрит, — объяснил я подруге, — всех выгнали в двухнедельный отпуск за свой счёт. Плевать на них, надо хорошенько отдохнуть.
В Людином институте дали две недели без единого слова, слава Богу — не надо платить.
На Кипре мы остановились в Ларнаке, в маленьком уютном и дорогом отеле недалеко от моря.
— Будем держаться подальше от соотечественников, — сказал я, — а то я их знаю: будут хватать за руки и тянуть водку пить. Если повстречаем, будем загадочно молчать, как сфинксы, пусть думают, что мы английские аристократы.
— Не больно-то мы на них похожи, — развеселилась Люда. А если спросят «Хау ду ю ду?»
— Ну, уж десять-то фраз на английском я слепить сумею, — отбивался я.
— А акцент?
— А что, я не имею право быть шотландцем или валлийцем? — блеснул я знанием имперских реалий.
Не знаю, как нам удавались наши роли, но первую неделю на нас никто не обращал внимания. Зато в первый день второй, отойдя от пляжа к киоску с прохладительными напитками, я нос к носу столкнулся с Вадькой Стороженко, с которым просидел за одной партой последние два года школы.
— Андрюха!
— Вадька!
— Какими судьбами, старик? Сто лет тебя не видел. Слышал, что ты был в Афгане, на хрен тебе это сдалось? Или — «Когда страна прикажет быть героем — у нас героем становится любой»? Мне куда больше нравится — вычитал, не помню, где: «В жизни всегда есть место подвигу — главное, держаться от этого места подальше». Ха-ха! Ты один?
— С подругой. Пойдём, познакомлю.
Мы подошли к Люде, загоравшей в своём французском бикини (мой, чёрт возьми, подарок!), на который я бы с удовольствием добавил немножко ткани. На Вадьку она явно произвела впечатление.
— Всё, ребята, — сказал он, — этот вечер мой, то есть, наш! Я знаю ресторанчик, где всяких там устриц и прочих скользких гадов готовят так, что пальчики оближешь. И притом недорого, и притом местные вина за копейки, и притом хозяин, именно в связи с наплывом нашего брата, выписывает прямо из Швеции водку «Абсолют», по-моему, самую вкусную водку в мире.
Вечером мы сидели в действительно уютном ресторанчике, с удовольствием ели прекрасно приготовленных «гадов», запивая их вкуснейшим, на мой вкус, может быть, чересчур сладким, местным вином, перемежая его рюмочками ледяного «Абсолюта».
— Ну, что делаешь? Каким способом заколачиваешь презренный металл? — спросил Вадька после третьей, последовавшей сразу после первой и второй. Сам он, оказывается, «пахал» в офисе какой-то коммерческой фирмы, директор которой — трепло и мудак (Людочка, простите великодушно), особых перспектив Вадька там не видит, надеется на папу, о котором после. Слава Бога, сейчас в фирме затишье, отпросился у «мудака» (Людочка, простите ещё раз) в отпуск — поправить пошатнувшееся на этой «пахоте» здоровье. А у тебя?
— Ничего особенного. Куда можно пристроиться после Афгана, если, понятно, не идти учеником слесаря или токаря? Разумеется, в охрану. Работа не сложная, деньги неплохие, если, конечно, не сачковать. А перспектив, наверное, даже меньше, чем у тебя.
— Ладно, — сказал Вадька. — Завтра я отбываю. Записывай телефон. Поговорим обо всём подробно. С охраной, разумеется, надо кончать. У моего фазера все друзья ходят с охраной, только количество этих друзей всё уменьшается. Подозреваю, что и их охранников тоже.
Следующую неделю мы вели себя, как мыши. Правда, мыши водоплавающие. Соотечественники к нам не приставали, и мы с Людой ещё пару раз посетили оставленный Вадькой нам в наследство ресторанчик.
Вернувшись в Питер я несколько дней бесцельно бродил по городу и как-то вечером позвонил Вадьке.
— Андрюха! — заорал он, — старик! Дуй ко мне! Прикинь: фазер смотался из дому, и винный погреб в нашем распоряжении. Сейчас же вызываю двух тёлок, оттянемся по полной программе.