— Давай, — сказал Виктор Семёнович, — мы с Андреем сейчас подгребём.
— Значит, так, Андрей, — он повернулся ко мне, затем приподнял водительское сиденье и достал оттуда пистолет, в котором я узнал мечту всех мальчишек — девятнадцатизарядный «глок» с глушителем. Сейчас ты пойдёшь к нашему Степанычу и, выбрав момент, выстрелишь ему в голову. Я буду там через минуту и скажу, что делать дальше. Я онемел, а Виктор Семёнович спокойно продолжал: Приди в себя и делай, что тебе приказали. Можешь пару минут подумать, но только пару, — Вадим Сергеевич сказал, что ты парень сообразительный, так что поймёшь, что выбора у тебя нет. Стрелять в меня тебе нет смысла, и деваться тоже некуда.
Он открыл дверцу машины, всунул пистолет мне за ремень и подтолкнул — иди. И я пошёл по направлению к кустам, откуда доносились какие-то звуки. Придя, я увидел яму, стоя почти по плечи в которой, Степаныч доставал снизу какие-то продолговатые ящики и складывал их рядом с ямой. Хотя я был ошарашен услышанным в машине, мой мозг работал чётко. Подождав, когда Степаныч, достав последний ящик, собрался вылезать, я вытащил из-за пояса «глок» и выстрелил ему в затылок. Степаныч рухнул в яму.
— А теперь давай приберём место, — сказал незаметно подошедший Виктор Семёнович.
Он протянул мне одну из двух принесённых сапёрную лопатку. Минут десять мы работали молча.
— Теперь нарежь дёрна и уложи его, чтобы не осталось следов.
Он забрал у меня лопатку и, хмыкнув, вынул из-за моего пояса пистолет.
— Не задерживайся, жду тебя в машине.
В машине он сел на место водителя и жестом показал мне на место рядом. Потом включил зажигание и, не трогаясь с места, сказал: — Хороший человек был Степаныч, да жаль, стал смотреть не в ту сторону. Так-то. И тронул с места. Высадил меня у метро Парк Победы и распорядился: — Завтра отдыхаешь, а послезавтра ко мне. Как обычно — к десяти ноль-ноль.
Домой я пришёл расстроенный и растерянный. — Как же так, — думал я, — похоже, меня снова используют как киллера, но на этот раз просто как исполнителя-шестёрку. Так сказать, киллер за зарплату охранника. Дело, конечно, было не в деньгах, просто, разъезжая в Калининград и обратно, я уже размечтался о другой, куда более красивой жизни, чем в пору моей работы на Лёху и Михаила Петровича, о которой я хотел забыть и больше не вспоминать. Оказалось, что та работа меня держит на крепкой цепи и просто так от неё не отделаться. Ни к какому выводу не придя, я решил позвонить Даше и крепко с ней выпить, а завтра попроситься к Вадиму Сергеевичу и серьёзно с ним поговорить. Дашка оказалась свободной, я сбегал за коньяком и шампанским и через пару часов в её объятьях забыл обо всех неприятностях этого дня.
Назавтра я позвонил, как всегда, через Вадьку, его отцу.
— Ну, что там? — недовольным тоном спросил Вадим Сергеевич.
— Я бы хотел с вами поговорить, — сказал я.
— Не сегодня, — ответил он. — Ещё неделю ты в распоряжении Виктора Семёновича. Потом я тебя вызову, — и повесил трубку.
Делать было нечего. Утром следующего дня ровно в десять ноль-ноль я был на Фрунзенской.
— Отдохнул, — спросил Виктор Сергеевич, — сегодня сходишь по двум адресам и свободен. Завтра как всегда.
Вадим Сергеевич принял меня хмуро. Не сразу усадил, сел сам, подвинув ко мне своё кресло. Разрешил закурить.
— Ну, — сказал, — жалуйся, ты же жаловаться пришёл. Валяй.
— Вадим Сергеевич, — сказал я, несколько сбитый с толку, — я — не жаловаться, я… Но ведь вы говорили о работе в охране, потом я на машине через Прибалтику… Ведь, по-моему, ничего не делал не так… И для вас всегда… А тут… человека в первый раз вижу… и приказывает… ну, убить… Вы же не говорили об этом… ну, таком…
— Выходит, я тебя обманул, — сказал Вадим Сергеевич, — не возражай, ты именно это хотел сказать. То есть, я поступил по отношению к тебе нечестно. Стало быть, поговорим о честности. Я ведь понимал, что этого разговора нам не избежать, и, можно сказать, давно к нему готов. О честности так о честности. Прежде всего всё то, что ты навешал на уши старому дураку — мне — в первую нашу встречу, я выбросил из головы или, как вы говорите, стряхнул с ушей сразу, потому что там было правды с гулькин хер, а всё остальное было обычным и весьма глупым враньём. Ты действительно подрабатывал и там и там, и продавцом и грузчиком, только тянулось это не месяцами, как ты расписывал, а неделями максимум. Не устраивали тебя те жалкие денежки, поэтому и протоптал ты дорожку к армейскому дружку Лёхе, который работал на следующего твоего друга Михаила Петровича, а тот на меня, или, скажем точнее, со мной. Работал твой друг Лёха сначала хорошо, а потом плохо, даже очень плохо, за что и был справедливо наказан в назидание всем прочим. А ты, после Лёхиной смерти, стал работать на моего друга и, подчеркну, коллегу Алексея Ивановича, известного тебе как Михаил Петрович. Старая наша чекистская слабость к псевдонимам. Спрашивается, чем же занимался наш юный друг Андрей, который пришёл ко мне пожаловаться на жестокость окружающего мира, непереносимую для его сентиментального сердца, под руководством того же Лёхи и его старшего товарища, гм… гм… Михаила Петровича. А занимался наш Андрей тем, что хладнокровно отправлял на тот свет людей, на которых ему делали заказ, и которые ему лично ничего плохого не сделали. И так вошёл во вкус такой работы, что уже сам, по личному почину, прикончил своего работодателя, упомянутого нами Михаила Петровича, являвшегося, кстати, родным отцом любовницы нашего Андрея — Даши.
— Почему это я… — совершенно по-детски попытался возразить я, — какой мне был смысл?…
— Дойдём сейчас и до этого, — сказал Вадим Сергеевич. — В школе КГБ, где я учился, нам преподавали науку логику, вообще приучали думать логично. Так вот я и подумал: киллер наш решил обрубить концы. О его деятельности — так думал он по глупости — знает только один человек. Я, таким образом, у него как бы на поводке. А мне хочется быть свободным художником, никому не подчиняться и прочая мутотень. Короче, мотив у тебя, с моей точки зрения, был. И, наконец, второе: На Михаила Петровича работало пять исполнителей. После его смерти четверо постарались найти контакт с тем, кто остался, то есть, со мной. И только ты этого не сделал.
— Как я мог найти? — сказал я, уже понимая, что моя игра проиграна полностью, — Я вообще не знал…
— Не будем об этом, — сказал Вадим Сергеевич, — важно, что они попытались. А ты нет. Я, конечно, мог сразу наказать тебя, не хуже, чем Лёху, но я человек прагматичный и решил, что такой решительный парень, который решил — и сразу сделал, сможет мне пригодиться. Поэтому всё это время я не выпускал тебя из виду, а когда решил, что пора — тогда ты и встретился с моим Вадькой на Кипре. Ты всё понял?
— Понял, — пробормотал я с убитым видом.
— Да ладно, — сказал он. — Не унывай и не тушуйся. Твоя жизнь только начинается и если ты сознательно, я подчёркиваю — сознательно поставишь на правильных людей и на их идеи, она окажется богатой… да, богатой на всё: на приключения, на женщин, на деньги — большие деньги, которые означают большие возможности. Сейчас мы с тобой говорим как будто в первый раз — тот, где ты врал а я слушал — не в счёт. Поэтому сейчас, когда ты кое-что узнал и, надеюсь, понял, мне нужен твой чёткий ответ: ты со мной или хочешь отступить? Если хочешь — пожалуйста, мы никого насильно не держим. Может, тебе нужно время подумать?