Он достал из портфеля, обычного, чёрного, также не бросающегося в глаза две бутылки Балтики-6, ловко откупорил обе двумя пальцами и протянул одну мне.
— Значит, за знакомство. Получать заказы теперь будешь от меня. Телефон твой у меня есть. Если в десять утра я не звоню, ты весь день свободен. Если надумаешь куда-нибудь уехать — на рыбалку там, или куда-нибудь отдохнуть с Людой (её имя, я понял, тоже было названо намеренно), — во время звонка сообщи: — Хочу туда-то и туда-то на столько-то и на столько-то. И вообще не расстраивайся: со мной работать легко, тебе будет не хуже, чем с Лёхой. И, пожалуй, последнее: тебе нужно сменить имя. Для родителей и друзей оставайся, ради бога, Андреем, а для меня будешь, скажем, Кириллом. Есть что-нибудь против этого имени?
— Да нет, сказал я, — Кириллом так Кириллом.
— Ну, вот и хорошо, — сказал Михаил Петрович. — Привыкай, Кирюша, и жди моего звонка. Что-то мне говорит, что ждать тебе недолго. — Он легко поднялся и зашагал по аллее.
И тут я понял, почему он показался мне знакомым: походка, а точнее сказать, выправка. Так у нас в армии, ещё до Афгана ходили офицеры, вслед которым всегда тянулся уважительный слушок: разведка. Смена связника, сказал я себе, находясь ещё в духе последних размышлений. Можно сказать, что ты, Андрей, простите, Кирилл, становишься настоящим профессионалом. Так сказать, профессиональным киллером.
С Михаилом Петровичем действительно оказалось работать легко. Всегда в одно и то же время раздавался звонок и я слышал:
— Кирилл? Всё в порядке? Тогда в два на том же месте.
На случай дождя, бури, града существовала тихая кафешка, посещаемая скромной публикой. Там Михаил Петрович кратко сообщал нужную информацию и передавал пакетик с фотографиями. Надо отдать ему должное: информация всегда бывала исчерпывающей, фотографии чёткими.
Конечно, это был класс значительно выше Лёхиного. Кроме одного случая. Вручая мне конвертик, Михаил Петрович сказал:
— Фотографии, увы, не того… Больно уж наш клиент шустрый да осторожный, снимать приходится в неподходящих условиях. В его кабинете нам его не достать. Охрана, как в бункере господина Шикльгрубера. У нас есть только два момента: когда он выходит из офиса или из дома. И там и там присмотрены точки. Несколько далековато, но и инструмент у тебя будет высокоточный. На днях покажу — потренируешься. Потом будешь работать только с таким. Есть у нашего клиента одна особенность, которую мы можем использовать: один глаз у него, видишь ли, стеклянный — потерял ещё во время босоногого детства. Сделан там, где это делать умеют, от нормального не отличишь. Но благодаря этому мелкому обстоятельству наш клиент, выходя из дверей, чуть скашивает глаза на охранника справа, а потом всем корпусом поворачивается, чтобы убедиться в том, что слева тоже есть охранник. И хотя охранник всегда есть, это движение стало у него рефлекторным. Кроме него так не делает никто. Так что узнать его всегда можно. То есть, как говорит наш не шибко мудрый, но острый на язык народ: «На каждую хитрую жопу есть хер с винтом».
Через пару дней Михаил Петрович пригласил меня на встречу. — Сюда, — окликнул он меня из ничем не примечательной «шестёрки». Вёл машину он сам, ехали часа два. В одном месте он свернул с Приморского шоссе, и ещё час мы ехали по лесной дороге. Остановились у открытых покосившихся ворот с потерявшими первоначальный цвет звёздочками. Достал в багажнике из-под какого-то тряпья продолговатый чемоданчик и пригласил следовать за собой. Место когда-то было, по всей видимости военным стрельбищем, ещё были видны фанерные щиты, служившие мишенями. В чемоданчике были части очень красивой, не виданной прежде снайперской винтовки.
— Американская, — с уважением прокомментировал Михаил Петрович, — новьё. Сможешь собрать?
Собрать я смог и от души полюбовался на великолепно сделанную машинку с компактным глушителем.
— Вот тебе патроны, потренируйся, — сказал Михаил Петрович, — а я посижу в машине, отдохну.
Винтовку я освоил быстро, она была удобней мне привычных, с легким спуском и мягкой отдачей. Михаил Петрович меня не торопил, я с удовольствием расстрелял коробку патронов. Разобрал, уложил в чемоданчик, и мы вернулись в город.
«Хитрую жопу», как я про себя стал называть нашего осторожного клиента, я сделал ровно через две недели. Незаметно поошивавшись возле дома и офиса, я выбрал офис и произвёл разведку уже более внимательно. Напротив были дома с удобной для моей цели чердаками, но я понимал, что все они под присмотром. Тогда я решил внимательно осмотреть низы. И действительно, наискосок от дома я офисом стоял дом, чьи чердачные окна просто умоляли «используйте нас». Этот призыв не мог остаться незамеченным компетентными ребятами. А вот пара маленьких, да ещё забитых досками подвальных окон, возвышающихся над асфальтом сантиметров на двадцать пять-тридцать, не должны были, по моему мнению, привлекать к себе внимания. Кроме того, все — и милиция, и обыватели — привыкли к тому, что «жертва криминального беспредела» получает свою пулю сверху, так что выстрел снизу психологически не должен был приниматься в расчет. Я поделился мыслью с Михаилом Петровичем, он посмотрел на месте и ободрил. К нужному дню подвальчик был оборудован лучшим образом.
Время я выбрал вечернее, так как, по моему мнению, человек, выходящий с работы, менее напряжён и, соответственно, внимателен, чем утром. В пять вечера я занял свой пост, и уже в восемь удача повернулась ко мне лицом. Двери офиса отворились, сначала оттуда вышли два человека в неприметных серых плащах. А ещё через пару секунд в дверях показался человек явно начальственного вида. На всякий случай я взял его на мушку. А когда он, бросив быстрый взгляд вправо, всем корпусом повернулся налево, подставив мне своё лицо «анфас», я легко нажал на спуск и вогнал ему пуля в лоб чуть выше переносицы, любимая точка снайпера. Отход был отработан до мелочей, инструмент был забран уже после моего ухода. И уже через пару часов я смотрел и слушал по телевизору репортаж об «очередном заказном убийстве, нагло совершённом прямо в центре города». Милиции я не боялся: об её непрофессионализме и продажности не говорили только ленивые, кроме того, я давно понял, что в нашем деле нужно опасаться не милиции, а заказчика.
Не один раз я задавался вопросом, почему, а главное, зачем Лёха «сдал» меня Михаилу Петровичу. Если Михаил Петрович посредник, а в том, что он посредник, я не сомневался, то «сдав» меня, Лёха автоматически становился лишним в цепи «заказчик — посредник — исполнитель».
— И не в том ли причина, — подумал я после долгих размышлений, — его мучительной смерти, что он и сам трезво оценивал ситуацию и сдавать не хотел. Очень не хотел и сдал, судя по всему, не сразу, а после продолжительных «уговоров». А отсюда вытекает вывод, что не какие-то «круги», которые Михаил Петрович описывал своим невнятным жестом, а он сам был организатором Лёхиной смерти.
Вывод был неприятный, но в моих отношениях с Михаилом Петровичем ничего не менял. Лёха был ему конкурентом, а я скорее той курицей, что несла для него золотые яйца, так что для меня он угрозы не представлял. Эмоции я пока решил задвинуть подальше, но не отбрасывать совсем, пока ещё не имея представления о том, когда они мне понадобятся, но что понадобятся, в этом я не сомневался.