Саломея встрепенулась. Константин Григорьевич серьёзно и пристально смотрел ей в лицо.
— Видения? Понимаю! Вы весьма восприимчивый человек!
Удивилась в который раз прозорливости собеседника, не ответив, спросила:
— А дальше? Что стало с девочкой?
— Стыдно вспомнить! Мне потом рассказали. Если бы она попалась в руки родственникам убитых, её бы просто растерзали. Несмотря, что, — ребёнок. Не представляете, что тогда творилось у нашего отделения. Люди готовы были ломать и крушить всё вокруг, чтобы забрать её и расправиться. Поговаривали, её держали в холодном сарае, не кормили…
— Ужас! — не выдержала Саломея. — Девочка погибла?
— Сложный вопрос!
— То есть?
— Не знаю точно, не скажу!
Удивлённая, она взглянула в лицо старика. Тот задумчиво:
— Видимо, нашлась добрая душа… Отпустили! Возможно! — Отвернулся, дёрнул головой. — Не скажу, не знаю!
В комнате повисло тишина. Затем Константин Григорьевич поднялся, подошёл к тумбочке, где стоял музыкальный центр, нажал на клавишу. Она услышала что-то знакомое. Убавил громкость. Вспомнила. Бетховен. «Ода радости». Тоже поднялась.
Поняла, — в разговоре поставлена точка. — Милая Саломея! Помог вам чем-то? — Константин Григорьевич сутулясь, и, уже тяжело опираясь на палку, направился к входной двери. — Помогли! Очень помогли! — В знак благодарности, слегка коснулась его плеча. «Одиночество в старости! — подумала. — Врагу не пожелаешь!». Улыбнулась. — Разрешите мне вас навещать?
Старик сделал неудачную попытку выпрямить спину, уловив в её голосе жалость. Холод промелькнул в живых, умных глазах.
— Милости прошу, детонька! — Затем, вдруг, чёрствое, — честь имею!
«Ну и, слава богу! — подумала, — характер демонстрирует! Значит, проживёт долго!»
В коридоре подъезда полутёмно. Осторожно спустилась по лестнице, стараясь не прикасаться к выщербленным деревянным перилам. Лавка была пуста. Местные алкоголики видимо, собрали нужную сумму. Свидетельством чего служили песни в исполнении нестройных пьяных голосов, внезапно раздавшихся откуда-то сверху. Не доходя до машины, щёлкнула брелоком. Вдохнула лесной вечерний воздух.
Отъехав недалеко от этого, как его окрестила, «зелёного» квартала, заметила постер: «Медицина с человеческим лицом: урология, гинекология».
На душе было скверно. Из головы не выходил беспомощный гордый старик. А то, что поведал, не давало покоя, будоражило воображение. И всё же, немного пугающий слоган заставил усмехнуться. Саломея внезапно почувствовала жажду. И тут, справа от трассы, заметила торговый павильон. Он работал круглосуточно, об этом вещала круглая красно — белая вывеска на плоской крыше — «24».
— Бутылку минеральной! Без газа! — обратилась к улыбчивой женщине. Одновременно услышала со стороны, где тусовались трое молодых людей:
— Да знаю я, эту красавицу! — Саломея оглянулась.
К выходу направилась стройная длинноногая девушка. Даже со спины выглядела как модель, сошедшая с глянцевой обложки журнала.
— Её Мишка, из нашего дома, бычара такой, весь из себя, трахает! — Парень осклабился, поднёс банку пива ко рту.
Девушка остановилась. Длинные, светло-русые, блестящие волосы веером взмыли в такт поворота, неожиданно, растянув губы в ироничной улыбке, коротко спросила:
— Тоже хочешь?
— Хочу! — заржал грубиян.
— Ну, так приходи часам к двенадцати, он и тебя трахнет!
Парень застыл. Двое его друзей, немного постояв, прыснули, схватились за животы, даже присели от смеха. Стеклянная дверь захлопнулась, оставляя по другую сторону ту, что в карман за словом не лезла. Саломея усмехнулась. «Отчаянная!». И сама поспешила к выходу. За спиной раздалось:
— Ну, ничё себе! — опомнился хам, — во, тёлка! Рамсы попутала!
— Заткнись! — беззлобно подал голос кто-то из компании, — нормальная девчонка! Сам напросился!
Молодые люди не были похожи на выходцев из неблагополучных семей. Однако, если есть деньги, как она считала, нет необходимости заглядывать сюда, в такое время за пивом! Заметила перед входом припаркованный белый «Феррари» с открытым верхом. Вероятно, автомобиль принадлежал одному из компании. Саломея догадалась, — тому самому грубияну! Незадолго, перед тем, как въехать в район ветхих, отживших беспокойный век, пятиэтажек, увидела слева от трассы несколько жилых домов. «Европейская» дорога, что вела к ним, шлагбаум, будка с охраной, архитектурный стиль застройки, — всё говорило за себя, — дома элитные. Молодые люди, видимо, проживали там, и были частью этой среды, — нашей современной, что причудливо сочетает дремучую дикость с внешним лоском, варварство с видимостью просвещения.
Надежда Лиманская. Бездна смотрит на тебя.
Незримая граница между людьми. Благополучие, высокое материальное положение. Часто, связанное с ним, — стяжательство, нажива, беззаконие.
Всего пятьсот метров вперёд. И — нищета, бесправие. Верные спутники — безысходность, депрессия, алкоголизм. «Зелёный» квартал.
Пятьсот метров. Граница между белым и чёрным, — пропасть, бездна…
Бездна. Она поймала себя на мысли, — думает о тех снимках.
Россия. Сибирь. 1947 год.
Натужно урча мотором, машина остановилась у одноэтажного, деревянного с обледенелыми окнами, строения. Районное отделение милиции.
В груди его до сих пор всё клокотало. Ну, как? Как так? Он, Захар, попался как последний, желторотый пацан? Подёргал связанными за спиной кистями рук. Не слушались. Онемели от холода.
— Вперёд! — Конвоир, тыча прикладом автомата в спину, открыл дверь ногой. Из помещения повалил пар. Вошли в узкий коридор. По обеим сторонам несколько дверей. Деревянные, некрашеные. Запертые кабинеты. Кажется, опять фортуна улыбнулась ему. Посмотрим!
— Стоять! — Захар остановился, стал ждать.
— Сюда давай! — Овчинный полушубок в очередной раз смягчил удар в спину.
— Ну?! Что, сволочь? Допрыгался?!
Встретил следователь-майор, развалившись на стуле. Маленькие глазки на красном обрюзгшем лице смотрят враждебно и насмешливо. Металлические пуговицы едва сдерживают растянутый китель на пухлом животе. Плеснул водки в гранёный стакан, из бутылки, взятой под столом. Захар дёрнул широким плечом. Конвоир подскочил, вскинул автомат наизготовку.
— Ничего! — воскликнул самодовольно майор, махнув небрежно рукой. Вышел из — за стола. Подошёл к Захару, стрельнул глазками, вскинув красное лицо. — Куда он денется?! — Сунул руки в карманы. Взглянул снизу вверх. — Убить тебя мало!
Вернулся за письменный стол. — Вон, сколько всего! — Резко дёрнул за картон уголовного дела. — И что прикажешь, жучара, с тобой делать?! — Задумчиво. — Может в расход пустить? При попытке к бегству?