– Тогда почему вы ее послушались?
– Потому что она звонила с телефона Павла Константиновича.
– В каком состоянии он находился?
– Я бы не сказал, что в хорошем.
– Ему было плохо?
– Да.
– В чем это выражалось?
– Насколько я знаю, он умер от сердечного приступа.
– Почему его жена не вызвала «Скорую помощь»?
Матвей не знал, было такое или нет, спросил наугад.
– Не знаю.
– Ты не понял, Герман Данилович, – поднимаясь со своего места, заупокойным голосом сказал Матвей. – Я не у тебя спрашиваю, а у себя. С тобой уже все ясно. Не хочешь говорить правду, не нужно. Мы и так все знаем. Скрипач нам не нужен. – Он наставил на Ивлева пистолет и вздохнул как человек, который считает убийство смертным грехом.
– Гера, скажи ему! – умоляющим тоном потребовала Анна Владимировна.
– Дело не в сердце! – выкрикнул Ивлев.
– А в чем?
– Мне показалось, что он был не в себе. Взгляд мутный, речь заторможенная.
– Под кайфом?
– Утверждать не могу. Возможно, он был просто болен. Простуда там, жар…
– Утверждать не можете? – Матвей взвел курок.
– Не исключено, что Павел Константинович находился в неадекватном состоянии! – заявил Ивлев. Он говорил про ребенка, которого должна родить Наталья Севастьяновна. Мол, тот будет носить его фамилию…
– А про дочь что сказал?
– Ничего.
– Вас не удивило, что она ничего не получила?
– Текст завещания уже был готов, я всего лишь вбил его в форму…
– А кто написал текст?
– Наверное, он сам.
– А если это сделала Наталья Севастьяновна?
– Не знаю. Но если вы скажете, что она давила на него, то я готов буду это подтвердить.
Матвей покачал головой, глядя на трусливого нотариуса. Сейчас Ивлев готов был подтвердить что угодно, но в суде он будет молчать.
– А в каком состоянии находилась его жена?
– Она-то нормальная была, хотя и волновалась.
– Потому что знала, для чего вас вызвала? Ей была известна суть завещания?
– Мне кажется, что да. По-моему, она даже говорила со мной по телефону не своим голосом. Волновалась так. Потом вроде успокоилась.
– Может, она тоже под воздействием находилась? – Матвей щелкнул пальцами по горлу.
– Мне кажется, от нее пахло спиртным.
– Все-то вам кажется, Герман Данилович. Вы бы крестились, что ли. Значит, господин Власов находился под воздействием наркотических веществ?
– Возможно.
– Но уверенности у вас нет? – сдерживая насмешку, спросил Матвей.
– Если она вам нужна…
– Мне сейчас нужно от вас только одно. Пусть эта наша встреча останется в тайне. Власова не должна о ней знать. Истомин тоже.
– Да, конечно. А кто такой Истомин?
– Начальник службы безопасности ВПК-Банка.
– Не знаю такого и говорить ему ничего не собираюсь. Власовой тоже.
Матвей усмехнулся. У него не было никакой веры в благие намерения нотариуса. Лишь страх смерти мог надежно заткнуть ему рот.
– Поверьте, я не один в этом деле, – заявил Самойлов. – Однажды вас уже остановили на проспекте Нахимова и спросили про завещание господина Власова.
– Да…
– Госпожа Власова ничего не должна знать. Иначе она примет меры. Тогда придется действовать и нам. Это будет значить, что мы с вами обязательно встретимся. Вы меня понимаете?
– Да, понимаю.
– В следующий раз я вам и слова не скажу. Вы меня не увидите. Только почувствуете. На мгновение. Я не изверг, и вы умрете быстро.
– Нет, я никому ничего не скажу.
– Да, и еще один момент. Насколько я знаю, госпожа Власова уже вступает в наследство, да?
– Есть такое.
– Вы ей помогаете?
– Все проходит через меня.
– Я понимаю, вы с этого хорошо имеете, но все-таки постарайтесь притормозить процесс. Состояние господина Власова должно перейти к законному наследнику. Поверьте, этот человек не обойдет вас своим вниманием. Вы не останетесь в убытке. А если нет, потеряете жизнь. Поверьте, это очень-очень просто. Мир огромный, а пуля маленькая. Прилететь она может откуда угодно. Спокойной ночи, Герман Данилович!
Матвей по тросу вернулся на крышу, снял нехитрое оборудование и через соседний подъезд вышел во двор. Еще какое-то время он провел в машине, наблюдая за домом, но наряд полиции так и не подъехал. Впрочем, Ивлев мог обратиться к Истомину напрямую.
Если бы Матвей был художником и решил создать портрет ангела смерти, то писал бы его с Артура Яковлевича Филохова. Лето на дворе, солнце истекает ультрафиолетом, а лицо у мужчины бледное как после инсульта. Будь он альбиносом, у него и глаза были бы бесцветными, а они черные как уголь под котлами со смолой в преисподней. Поднеси к этим глазам зажженную спичку, и они вспыхнут адским огнем.
Черты лица у Артура Яковлевича необычные, удлиненные, заостренные. Брови начинаются у самых висков, плавно переходят в линию носа, острого, хищного.
Да и профессия у него самая что ни на есть – патологоанатом. Матвею пришлось потрудиться, чтобы выйти на него.
Эксперт стоял на перроне метро. На фоне огромного черного зева он смотрелся очень живописно, но Матвей незаметно подошел к нему вовсе не для того, чтобы сказать об этом.
Филохов задумался, и его заметно тряхнуло изнутри, когда над ухом вдруг раздался спокойный чеканный голос.
– Артур Яковлевич, у меня к вам всего лишь один вопрос. Вы не бойтесь, все хорошо. – Матвей крепко взял мужчину за руку и не позволил ему отойти от края пропасти, в которую он мог бы столкнуть его.
– Кто вы такой? – Патологоанатом попытался вырваться, но хватка у Матвея была железная.
– Частный детектив. – Самойлов сам отпустил руку.
– Что вам нужно?
– Вы вскрывали труп гражданина Власова Павла Константиновича, председателя правления ВПК-Банка. Он умер от острой сердечной недостаточности.
– Вы что-то путаете, молодой человек.
Из тоннеля выплеснулся поток прожекторного света. Тут же под затухающий перестук колес и гул электромотора выкатился локомотив подземного поезда. Матвей схватил Филохова, но потянул его в обратную сторону от рельсов.
– Власова отравили, но вы обнаружили вовсе не яд, а следы наркотиков. – Самойлов продолжал удерживать эксперта и пристально, с подавляющим спокойствием смотрел ему в глаза.