– О, – пробормотала я, не зная, как к этому относиться. Зейн и Даника уже говорили, что от меня пахнет демоном верхнего уровня. Вот почему Страж Томас напал на меня. Собственно, я не видела в этом ничего нового, но для меня по-прежнему оставалось загадкой, почему мои крылья ни с того ни с сего оперились и почему я не смогла полностью сменить обличье, как Страж или демон. – Мои крылья как-то связаны с тем, что Альфы вдруг невзлюбили меня? Конечно, они и раньше не проявляли ко мне симпатии, но все-таки откуда такая ненависть сейчас?
– Они сказали только то, что ты – зло. И это несправедливо. Ты…
– Я знаю. Это несправедливо. Вокруг нас болтаются монстры похлеще меня. И если они не в курсе, это уже не мои проблемы.
Зейн вскинул брови.
– Ладно, если они попытаются снова преследовать меня, это уже будет моя проблема, только я – не зло, – повторила я, проводя пальцем по краю чашки.
Я долго шла к тому, чтобы стать сильной и научиться держать удар, не позволяя любым обвинениям со стороны Альф или моего собственного клана выбить меня из колеи. Чтобы не реагировать на колкости девчонок в школе вроде Евы Хашер и ее сучьей стаи, как называла их Стейси, которые прежде заставляли меня сомневаться в себе. Даже не знаю, что пробудило во мне такую отчаянную смелость. Может быть, долгие темные часы, проведенные в заточении в подвалах Эббота, или мое барахтанье между жизнью и смертью. В любом случае, я получила сигнал к пробуждению.
И не один, так что теперь мне предстояло доказать, чего я сто́ю.
Я посмотрела на Зейна, своего самого близкого друга еще с детских лет, который долгое время оставался для меня смыслом жизни, и поймала себя на том, что не могу отвести взгляд. Это… это будет больно. Черт возьми, так больно, как если бы меня жалил целый осиный рой. И еще очень страшно, потому что это игра без подстраховки.
Зейн наклонил голову.
– Эй… – Он потянулся через стол к моей руке, но я отдернула ее и сцепила пальцы. Его глаза тотчас отыскали мои. – Лейла?
Я вспомнила слова Каймана, которые он прошептал мне на ухо сегодня утром.
Перестань трусить и отпусти прошлое. Смотри в будущее, потому что это очень разные вещи.
Кайман прав. Я долгое время трусила, боялась расстаться с прошлым, таким знакомым и уютным, несущим тепло и ощущение безопасности. Прошлое было сродни возвращению домой, и оно казалось идеальным. Не могу сказать, чтобы оно затмевало будущее, но меня ужасно пугала встреча с неизвестностью, как и возможность потери того, что мне дорого.
Потому что только одну пару глаз я видела перед собой, когда засыпала ночью и просыпалась поутру.
– Лейла? – нежно прозвучал голос Зейна.
Я расправила плечи и судорожно вздохнула.
– Вчера ты сказал, что нам надо поговорить, и был прав. Нам действительно нужно поговорить.
Его взгляд искал мои глаза, пока я торопливо продолжала, не позволяя себе отступить.
– Я знаю, что сейчас много всего происходит и еще больше назревает, а от чего-то можно просто сойти с ума.
– Но?..
У меня в горле застрял ком размером с мячик для гольфа, и мне хотелось зажмуриться. Или хотя бы отвернуться, но я заставила себя идти до конца и ничего не скрывать.
– Ты знаешь, сколько ты значишь для меня, и то, как ты мне дорог. Я люблю тебя…
– Но ты не влюблена в меня? – Он закрыл глаза, и в его лице появилась напряженность. – Ты это хочешь сказать?
– Нет. То есть, я имею в виду… я люблю тебя, но…
– Звучит так, словно ты просто смеешься надо мной. – Зейн открыл глаза и откинулся на спинку сиденья. – Лучше остановись.
Я открыла было рот.
– Помолчи. Секунду, – продолжил он, уже сама собранность. Покачав головой, он устремил на меня взгляд, полный изумления, смешанного с недоумением. – Это все из-за того, что случилось, когда я поцеловал тебя в прошлый раз, или из-за нашего клана? Я доверяю тебе, Лейла. И я знаю, что ты мне доверяешь. У нас все может получиться.
О боже, этот мячик для гольфа, застрявший у меня в горле, превратился в мяч для софтбола [5] .
– Я знаю, что ты мне доверяешь, но не в этом дело. Совсем не в этом. – Только когда прозвучали эти слова, я окончательно в них поверила и уже знала, что не собьюсь. Потому что, даже если бы у нас с Зейном все сложилось, мое сердце не смирилось бы с этим. – Мы могли бы обойтись… без поцелуев и могли бы проявлять особую осторожность. Да, я доверяю тебе, но речь не о доверии. Зейн, ты очень много значишь для меня, и я…
– Ты любишь Рота, – закончил он за меня. – Ты любишь его.
Я посмотрела в его ярко-голубые глаза.
– Да, – прошептала я, чувствуя, как задрожала нижняя губа. – Это он. И всегда был он. Прости. Ты мне очень дорог. Я люблю тебя, привязана к тебе, и во многом наша близость стала для меня сбывшейся мечтой, но это разные чувства.
Он отшатнулся, как если бы я потянулась через стол и дала ему пощечину.
– Пожалуйста, избавь меня от необходимости сидеть здесь и выслушивать такие речи, чувствуя себя неудачником, занявшим второе место.
Я резко вздохнула.
– Я не хотела, чтобы ты чувствовал себя так.
Зейн уставился на меня из-под опущенных бровей.
– А как, черт возьми, ты себе это представляла?
Слезы жгли глаза – видит бог, я не собиралась никого обижать. Особенно Зейна.
– Я не знаю.
– Конечно, не знаешь. – Он закинул руку за голову, стискивая затылок. Секунда, и его губы сжались плотнее. – Я люблю тебя, – стиснув зубы, выдавил из себя он. – Я в тебя влюблен. Я ждал тебя, Лейла. И все остальное не имеет значения.
Я не знала, что сказать. Все остальное имело значение – еще какое, но разве я могла произнести это вслух? Даже если бы я вернулась домой и Рот расхохотался мне в лицо, это все равно ничего бы не изменило.
Злость вспыхнула на его лице.
– Что было между нами? Ты просто убивала время?
– О боже, нет! – Женщина, окруженная бледно-розовой аурой, покосилась в нашу сторону из очереди за кофе, и я прошептала: – Это не было игрой. Я чувствовала себя счастливой, как в прекрасном сне.
– Неужели? – Недоверие сквозило в его взгляде. – А мне кажется, что ты попросту дурачилась в ожидании, пока сможешь быть с ним.
– Пока смогу быть с ним? – повторила я тупо. – Я даже не знаю…
– Не смей говорить, будто не знаешь, что он любит тебя. Не прикидывайся дурочкой, – бросил Зейн, и я отшатнулась, пораженная злобой, звучавшей в его голосе. – Проклятье, – пробормотал он, опуская руку.