Открыть замок в кабинет Фрадкова так же не составило больших трудов. Я толкнул дверь и оказался в большой темной комнате. Из сумки достал фонарик и лучом стал высвечивать находящиеся в ней предметы. Я выбирал место, куда лучше спрятать «жучок».
Луч фонарика выдернул из темноты картину Модильяни. А почему бы этому итальянцу не поработать на меня? Я подошел к полотну и укрепил приборчик на обратной его стороне. Ну кто теперь сможет сказать, что от живописи нет никакой практической пользы.
Я вышел из кабинете, закрыл его на замок, и уже готов был покинуть приемную, как услышал чьи-то шаги. Я замер.
Шаги приближались. Они остановились недалеко от приемной. Затем послышался скрип двери. Я вздохнул с облегчение, напротив расположен туалет. Скорей всего охранник направлялся туда. И приспичило ему это делать именно в этот момент. Если бы я вышел из приемной на несколько секунд раньше, то столкнулся бы с ним лоб в лоб. И что произошло бы дальше, знает один Господь.
Охранник справив нужду, направился к месту прохождения своей службы. Подождав, когда стихнут его шаги, я вышел в коридор.
Обратный путь на крышу я проделал без всяких осложнений. Но теперь предстояло выполнить очередной цирковой номер — перебраться на соседнее здание. Но сейчас я чувствовал себя уверенней; раз получилось в первый раз, получится и во второй. Все же кое-какой опыт эквилибриста я уже накопил.
Так и вышло. Я даже осмелел до такой степени, что где-то на середине пути посмотрел вниз. И едва не был наказан за свою самонадеянность. Голова тут же закружилась, и мне пришлось прилагать большие усилия, чтобы удержаться на канате.
Наконец, я оказался, можно сказать, на родной крыше. Но тут меня поджидало новая неожиданность. Я никак не мог снять канат с антенны крыши концерна. Разрабатывая свой план, я как-то не учел этот момент.
Промучавшись не менее получаса, я понял, что сделать это так и не удастся. Ничего не оставалось, кроме как перерезать канат ножом. Когда остаток веревки обнаружат, Костомаров непременно начнет расследование. Проверит и на наличии подслушающих устройств все помещения на семнадцатом этаже, включая кабинет Фрадкова. И, конечно же, обнаружит мой гостинец. Само собой разумеется, никаких отпечатков пальцев я не оставил, все делал в перчатках. И все же такой непредвиденный конец сильно снижал эффективность проведенной мною операции, создавал потенциальную угрозу для моей безопасности. Вопрос лишь в том, как скоро все это обнаружится.
Я спустился на землю. Там я долго смотрел на проем между двумя зданиями, по которому совсем недавно перемещалось мое тело. Теперь после всего случившегося, я даже удивлялся, как мне удалось все это совершить, откуда у меня взялось столько смелости. Во истину человек никогда не знает до конца предела своих возможностей.
Я сел в машину и поехал домой.
Все последующие дни я приходя на работу, начинал с того, что проверял электронную почту. То же самое я делал, когда покидал свое рабочее место. Но долгожданного послания от Царегородцевой все не приходило.
Зато почти каждый день мы сталкивались где-нибудь в здание концерна. Финансовый директор кивала мне головой, приветливо улыбалась, но при этом на ее лице не появлялось никакого намека на то, что она помнит о нашем соглашении и намерена его выполнить.
Нельзя сказать, что я так уж сильно переживал, но бесплодное ожидание довлело надо мной, нарушало душевное равновесие. Зато вот кто смотрела на меня постоянно ожидающими глазами, так это Ольга. Но мне нечего было ей сообщить. После того, как я поставил «жучки» в кабинете Фрадкова, целый день в припаркованной на стоянке близ здания офиса концерна моей машины шла запись разговоров в его кабинете. Но ничего особенно интересного я пока не услышал. Хотя до поздней ночи прослушивал пленки. Занятие это оказалось чрезвычайно скучным и утомительным, и иногда я просто засыпал где-то на середине. Я уже начинал жалеть, что затеял все это. Рисковал жизнью, а результат практически нулевой. Этот Фрадков очень осторожен, если и говорит что-то способное его скомпрометировать, то где-то в другом месте. Например, в своем уютном особняке.
Вообще, следует отметить, что вел он себя в присущей ему манере, говорил мало, преимущественно короткими отрывистыми фразами. Пожалуй, самым любопытным из того, что я услышал, мне показался тот факт, что он довольно часто произносил мою фамилию. Иногда после этого следовали вызовы к нему или к Кирикову, и я получал очередное задание. Из этого факта я сделал вывод, что та наша весьма странная беседа в его загородном доме была не случайна, явилась не просто результатом мимолетного каприза, а то, что я занимаю в его мыслях достаточно большое место. Был ли тому причиной Модильяни, любителем которого я столь успешно из себя изобразил, или иное обстоятельство, я не знал. Но в любом случае это можно было считать пока едва ли не единственным моим успехом.
В очередной раз, проверив электронную почту, и не найдя столь ожидаемого мною сообщения, я вышел из здания и направился к своей машине. Одев наушнике, стал прослушивать, что происходит в кабинете Фрадкова.
Некоторое время в них царила тишина, лишь по отдельным звукам я мог сделать вывод о том, что его хозяин находится в кабинете. Затем зашла секретарша, и Фрадков отдал ей распоряжение.
Прошло еще минут десять, в течение которых ровным счетом ничего не происходило. Я стал изнывать от скуки. Внезапно я услышал телефонный звонок. Я оживился. Хотя бы послушаю, о чем он говорит.
По непривычно напряженному голосу Фрадкова у меня возникло предчувствие, что разговор может быть оказаться весьма интересным. Я пожалел, что могу слышать только одну сторону.
«Что говорит этот мерзавец?»
«И он не соглашается?»
«Вот дерьмо!»
«Не могу поверить, мы ж ему обещали столь бабок».
«А кто перекупил эту задницу, ты что не можешь узнать?»
«А я говорю, кровь из носа, но это надо сделать. И не откладывая, прямо сегодня. Или ты не понимаешь, какие могут быть последствия».
«У нас нет выбора».
Голос Фрадкова с каждой новой репликой становился все взволнованней.
«В общем, так, делай, что хочешь, но ситуацию ты должен урегулировать. Этот Хор…, это дерьмо не должно ничего никому рассказать. И мине совершено плевать, как ты этого добьешься. И больше никогда не звони на этот телефон, козел вонючий».
На этой фразе разговор прервался. Но мне услышанного было вполне достаточно, чтобы в целом уяснить ситуацию. Благодаря вырвавшемуся у Фрадкову началу фамилии человека, стало ясно, о ком идет речь. О Хорунжии. Судя по всему, они попытались его подкупить, но он по какой-то причине заартачился. Скорее всего их конкуренты дали ему больше. И теперь он угрожает все рассказать о грязных проделках концерна. Фрадков сказал, что у них нет выбора. Так что не исключено, что они готовы пойти на самые крайние меры. Причем, судя по разговору это может случиться в любой момент.