Я направился к выходу.
— Да, забыл вас спросить, — остановил меня Кириков, — вы же знакомы с Семенякой. А как вы считаете, на него можно положиться после всех последних событий?
Я похолодел. Только сейчас до меня дошло, что после убийства Подымова, какая серьезная угроза нависла над этим человеком. И хотя я не испытывал к нему особой симпатии, но одно дело неприязнь, а другое дело, когда ему грозит смерть. Мне понадобилось пара секунд, чтобы взять себя в руки.
Я повернулся и как можно спокойней вглянул на Кирикова.
— У меня нет сомнений в его преданности концерну и лично вам и Михаила Марковичу.
Кириков задумчиво взглянул на меня.
— Вы в этом уверены?
— Да.
— А вы не могли бы донести это ваше мнение до сведения Михаила Марковича.
— При первом же удобном случае.
Мне показалось, что у Кирикова дернулась щека.
— Я бы вас попросил сделать это сегодня. Это моя личная к вам просьба.
— Да. но мы сегодня уже общались с ним.
Внезапно Кириков подбежал ко мне и схватил за руку.
— Я вас убедительно прошу, пойдите сейчас и сообщите это ваше мнение Фрадкову. Скажите ему, что вы узнали про заявление губернатора и уверены, что со стороны Семеняка нам опасаться нечего. Вы меня поняли?
— Понял, — немного растеряно произнес я, слегка ошеломленный таким непривычным напором.
— Вот и идите.
У меня со лба струился пот, когда я вышел от Кирикова. Я достал платок, вытер влагу с лица и направился к расположенному напротив кабинету Фрадкова. Но мое движение прервал возглас секретарши.
— Извините, Леонид Валерьевич, но Михаил Маркович просил ни кого в кабинет к нему не впускать, Там совещание.
— А с кем совещание? — не удержался я от вопроса.
Секретарша заколебалась с ответом, не зная, должна ли мне она сообщать такую информацию.
— С Костомаровым, — все же проговорила она.
Положение хуже не придумаешь, из слов и поведения Кирикова не трудно сделать вывод, что именно сейчас решается судьба Семеняки. И Кириков с моей помощью хотел бы сохранить ему жизнь. Но если сейчас на этом совещание будет принято решение о ликвидации представителя концерна в Новореченске, мое вмешательство вряд ли что-то изменит.
Что же делать? Ворваться в кабинет? Не получится. Во-первых, обычно во время важных разговоров Фрадков закрывает дверь на ключ, а во-вторых, тем самым подпишу смертный приговор себе и уж точно не спасу Семеняка.
Я взглянул на секретаршу, которая удивленно смотрела на меня. Она не понимала. почему я продолжаю стоять на месте и не ухожу. Я улыбнулся ей и вышел из приемной.
Когда я вернулся к себе в отдел, Ольга встретила меня тревожным, а Потоцким вопрощающим взглядом. Я молча прошел в свой кабинет, сел в кресло и продолжил размышлять над тем, что же мне делать. Конечно, можно прямо сейчас позвонить Семеняку и посоветовать ему немедленно убираться из города в укромное место. Но где гарантия, что тот вместо того, чтобы последовать моему совету, не перезвонит тому же Фрадкову и сообщит об этом странном звонке. И тогда первым кандидатом на ликвидацию стану уже я.
Так и не приняв никакого решения, я пригласил к себе Потоцкого.
— Пора выходит на сцену вашему подопечному Поповичеву. — сказал я. — Схватка предстоит серьезная.
— Я в курсе. Но этот Неплюев непробиваем. На него ничего не действует. Он с головы до ног наполнен классовой ненавистью. Он мечтает сокрушить капитализм. Другой цели у него нет. Лично ему ничего не нужно.
— Черт! Самые неудобные противники те, кто заклинились на какой-то идее. Они не понимают никаких аргументов. Но выхода у нас нет, будем пробовать. Едем к нашему другу в Думу.
Разговор с Потоцким во время пути меня несколько удивил. Хотя если поразмыслить, может быть он и вполне и назрел.
Некоторое время он молчал. Я тоже не выказывал желания заводить светскую беседу. Я по-прежнему никак не мог найти решение, как спасти Семеняка и не загреметь самому.
— Леонид Валерьевич, вам не кажется, что в последнее время дела в концерне идут не столь успешно? — вдруг произнес Потоцкий.
Я посмотрел сперва ему в лицо, затем оглядел его самого на предмет того, не прячет ли он где-нибудь диктофон. Кто его знает, не поручили ли ему провести со мной эту беседу.
— Может быть, — отозвался я. — Но что в этом удивительного. В бизнесе всегда так бывает: когда лучше, когда хуже. А уж в нашей стране тем более. Пробьет этот чертов Неплюев свой законопроект и тогда в самом деле будет плохо.
— Это так, но дело не только в Неплюеве. Наше руководство, мне кажется, проводит т не всегда верную стратегию.
Такое от Потоцкого я не ожидал услышать, даже если этот разговор ведется по заданию.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, например, они слишком разбрасываются, хотят поймать рыбку сразу во множестве озерах.
— Им видней. Есть же служба анализа, там должны все просчитывать.
— Они как раз и придерживаются такого мнения. Только к ним не прислушиваются.
— Откуда вы это знаете?
— У меня там работает приятель, недавно мы с ним беседовали.
Я молчал, обдумывая дальнейшие свои слова.
— Предположим. Что из этого следует?
— А вам не кажется. что пора подумать о поиске другой гавани.
— Мне кажется, что и в этой еще можно находиться какое-то время. Но в любом случае, что вы хотите от меня?
— Я знаю, у вас есть немалые связи. Помогите подыскать другую работу. А я не забываю тех, кто оказывает мне услуги. Вам же всегда нужна будет важная информация. Вы меня понимаете?
Не понять его было бы трудно даже самому тупому из тупых.
— Хорошо, при случае я наведу справки.
— Спасибо вам, — откровенно обрадовался Потоцкий. Я всегда был уверен, что с вами можно иметь дело.
Я подумал, что не исключено, что этот парень согласный ради собственной выгоды предавать всех может мне пригодиться. И вполне возможно, что совсем скоро. Но что его так заставило обеспокоиться о собственном будущем. Только ли разговор со своим приятелем-аналитиком?
Судя по выражению лица Поповичева, наш визит не доставил ему большой радости. Я внимательно рассматривал депутата. За весьма короткий срок, что прошел с первой нашей встречи, он разительно, по крайней мере внешне, переменился. Дешевый мешковатый костюм сменила тройка от всемирно известной фирмы, галстук был подобран ей в тон, а манжеты рубашки скрепляли золотые запонки. Даже его простоватое деревенское лицо смотрелось как-то иначе, более солидно.
Но когда я поведал о цели нашего визита, оно тут же перекосилось.