В такой ситуации красные могли только убивать и достойно умирать, надеясь, что родные топи помогут продержаться подольше. И они умирали достойно, меняя жизнь на много чужих жизней. Скажем, в июне, в трехдневном сражении близ форта Мид, – единственном настоящем бою за всю войну, – погибли вождь Оссен Тастенагги и еще один воин, но белых под три десятка. Красные же ушли в болота, так и не узнав, что «полностью уничтожены». И так раз за разом, хотя таких больших потерь больше не случалось. В конце концов, федералы взяли руководство операцией в свои руки, командование принял бригадный генерал Уильям Харни, имеющий опыт войны в болотах, – и по его приказу через весь полуостров протянулась линия блокпостов, рассекающих территорию резервации на малые секторы, напичканные патрулями.
Это не сразу, но помогло. К ноябрю 1857 года в руках белых были уже почти все женщины и дети из клана Билли Кривоногого, уничтожены практически все сухие участки с возделанными полями, и в то же время власти объявили всем, кто сложит оружие, амнистию и огромные (600 баксов мужчине, 100 женщине) премии за согласие покинуть Флориду. Звать мужей и отцов к болотам выгоняли жен и дочерей, и 15 марта 1858 года, потеряв все базы и вняв плачу детей, Билли Кривоногий, выйдя из топей, сдал оружие полковнику Лумису, который, еще некоторое время попытавшись выловить отряды (теперь, после капитуляции вождя резервации, их уже называли «бандами») Сэма Джонса и Чипко, но, не преуспев, 8 мая объявил, что «война окончена, индейцев во Флориде больше нет». То есть они, конечно, были, их время от времени отлавливали и высылали, но на официальном уровне было решено считать, что вопрос закрыт. Правда, во время Гражданской войны вспомнили, решили, что опытные следопыты, знатоки болот будут кстати, и бросились искать, но последний вождь, «бандит» Сэм Джонс не пожелал даже встречаться, сделав вид, что его и в самом деле нет, и поскольку семинолов год за годом никто не видел, власти Флориды в 1868-м решили проявить широту души, зарезервировав за семинолами, – «если таковые в штате есть», – по одному месту в верхней и нижней палате Ассамблеи.
Раритетов, желающих объявиться ради похода в политику, однако, не оказалось. Поэтому вскоре «семинольскую квоту» упразднили, постановив, что они, в самом деле, кончились. Но тем не менее в 1888-м, когда прошел слух о какой-то пальбе в болотах, истерика на тему «Четвертой Семинольской» и «краснокожих, которые вот-вот вырежут весь штат», не стихала до тех пор, пока армейские подразделения не прочесали болота вдоль и поперек, официально сообщив по возвращении, что индейцев нет как явления. И вот тогда-то в ближайших к лесам поселениях начали появляться семинолы, которых население, к тому времени уже читавшее Майн Рида и тужившее, что как-то оно нехорошо вышло, встретило очень приветливо, да и власти тоже. Красных никто ничем не обижал, им выделили денег, а в 1924-м 275 семинолов, отцы и деды которых не покинули Флориду, получили американские паспорта. Сегодня их потомки по праву гордятся тем, что они – единственный народ, оставшийся на своей земле, не подписав со Штатами ни одного договора. То есть победители.
Пока на Севере, в Краю Озер, шли бои и войны перетекали одна в другую, жизнь южных племен, выкуривших трубку мира накануне ухода англичан в Канаду, понемногу входила во вменяемое русло. Жили они кто под боком у «старой доброй» Вирджинии, где потенциальных переселенцев – эмигрантов из Европы – было немного, кто на юге «юной» (1722 года рождения) Джорджии, тоже перенаселения не испытывавшей, статус их определялся договором о протекторате (речь об этом у нас уже шла), и поводов жаловаться, в общем, не было. Кому соседство с белыми было вовсе уж поперек души, уходили в семинолы, но большинство сживалось с реальностью, благо сильные мира того, – плантаторы, выросшие на благородных идеях Века Просвещения, считали, что индейцы, в отличие от негров, ничем не хуже белых людей, только более примитивны. А раз так, значит, достаточно их, раз уж они теперь мирные, «обратить в цивилизацию». То есть, как только туземцы «усвоят практику частной собственности, строительства домов, фермерства, образования для детей, обратятся в христианство, они добьются признания со стороны своих белых братьев». И все будет хорошо. А пока все не совсем хорошо, но к тому идет, все споры, в первую очередь о земле, следует решать мирно, как положено среди культурных людей, на основании имеющихся договоров и с участием юристов. Именно так полагал и так наставлял современников сам Джордж Вашингтон, безусловный и последний авторитет и для поселенцев, и для аборигенов Юга, считавших его Великим Отцом и частенько просивших совета.
Под стать первому президенту была и команда единомышленников-практиков, претворявшая его идеи в жизнь. Люди там подобрались штучные, идеалисты, а то и фанатики типа легендарного Бенджамина Хокинса, не просто поселившегося среди индейцев, но и ухитрившегося стать для них моральным авторитетом куда выше местных шаманов. В итоге туземцы юго-восточных штатов – сперва чероки, чикасо и чокто, а вслед за ними, хотя и не так быстро, крики и (эти, правда, условно) семинолы – уже к исходу первого десятилетия XIX века стали, с точки зрения «белых братьев», почти как люди. Все поголовно приняли христианство, обучились грамоте, более того, создали сеть школ с европейской программой обучения (для чего специально приглашались белые учителя), появились газеты, как на английском языке, так и на местных. Благо великий вождь Секвойя разработал на основе латиницы собственный алфавит. Наконец, к рубежу веков завершился переход из лесных поселков на обычные, ничем не отличающиеся от «белых» фермы, а то и целые плантации, обустроенные по всем правилам тогдашней агрономической науки, только не частные, а как бы кооперативные. В общем, все как положено, обзавелись даже черными рабами (правда, рабство было относительно мягкое, полегче, чем даже в Вирджинии). Кое-кто вообще попытался уйти в «белый мир», однако чаще всего без особого успеха, поскольку белые братья все-таки краснокожих ровней не считали. Однако на отношениях в целом это не особо сказывалось.
Неудивительно, что на призыв Текумсе юго-восточные племена не только не откликнулись, но даже в индивидуальном порядке в его войско мало кто пошел. От добра добра обычно не ищут. Хотя идиллии тоже не было. Напротив, вопреки мечтам уже усопшего к тому времени Вашингтона, проблема была, и заключалась она в том, что чем больше цивилизовались индейцы, тем более ухожены и рентабельны становились их земли, а чем более ухожены и рентабельны становились их земли, тем больший интерес они вызывали у белых соседей, – как ни странно, не плантаторов, а понемногу возраставшего в числе народа попроще, – как эмигрантов, так и плодов демографического взрыва, – полагавшего, что готовая ферма лучше пустоши, а потому все чаще и чаще решавшего вопросы размежевания путем самозахвата. Собственно, обострения случались и раньше, так что умные люди, просчитывая вероятные сложности заранее, заранее и искали варианты. Что не правы белые, мало кто спорил, но все-таки вешать и сажать белых людей из-за пускай даже весьма культурных, но, как ни крути, краснокожих было западло. А потому еще в начале XIX века мудрый Томас Джефферсон, которого «культурные» индейцы уважали пусть и не так, как Великого Отца, но близко к тому, предложил своим знакомым вождям не дожидаться неприятностей, а переселиться с сородичами на запад, обещая всяческую поддержку правительства.