Вторичный системный кризис состоит в том, что после семи потерянных советских десятилетий, проводившийся двадцать лет «курс реформ», навязанные цензурируемыми СМИ и бюрократией новые ключевые правила и ценности постсоветской жизни также доказали свою непригодность и нуждаются в срочной замене. В результате крайне затянувшегося кризиса мир махнул на Россию рукой. А внутри страны холодная гражданская война (место «врагов народа» заняли откуда-то повыползавшие «экстремисты всех мастей») начинает перерастать – от Кавказа через Дальний Восток и Химки – в войну горячую.
Советские люди мечтали о свободе и после 85-го, после 91-го года мы начали ее обретать. Свобода, повторю и сегодня, очень важна, но, теперь мы точно знаем, что выше и важнее свободы мораль и она должна быть неприкосновенной. Особо значимы народные, национально-культурно-исторические традиции, которые, если и меняют, то только при условии максимально бережного, трепетного к ним отношения… Тот же, кто, апеллируя к свободе, игнорирует семейные нормы, растлевает молодежь, превращает государственное и негосударственное ТВ, сцену, экран, эстраду в механизмы героизации криминала, насилия, нецензурщины, пошлости, в машину насаждения извращений, тот сажает семена зла. Свобода от морали России не нужна!
Отстававшую от запросов общества советскую плановую экономику заменил, наконец, рынок. Но действующая его гайдаровская модель оказалась хуже советской. Сравним реформы в России и ФРГ. Начатые в 1948 году Людвигом Эрхардом в поверженной Германии экономические преобразования через 20 лет вывели страну в мировые лидеры, прощание с III Рейхом прошло у немцев относительно легко и быстро. У нас же после 20 лет реформирования большая часть населения с надеждой смотрит в советское прошлое. Вопреки отечественным традициям, нам навязан рынок, где продается все, мерой всех вещей и отношений являются деньги и только деньги. Купить можно чиновника, лес, закон, должность, диплом, любовь, свободу от наказания, внутренние органы… В результате духовно-интеллектуальная жизнь российского общества заменена на михалковщину и собчаковщину. Страна отворачивается от политического класса, который состоит из деградирующего отстоя. Такой «порядок» необходимо как можно быстрее менять, России нужен разумно управляемый, демонополизированный, социально ориентированный рынок. Причем в ряде сфер, например, в искусстве, здравоохранении, науке, образовании, в спорте, культуре, в управлении рынок просто не нужен.
Провальной оказалась и проводившаяся в 90-е годы приватизация, обогатившая бюрократию и не создавшая новых, независимых собственников. Прихватизация в купе с диким рынком и извращенными свободами низвела многоотраслевую и в некоторых областях достаточно продвинутую советскую экономику до уровня обслуживающего развитые страны сырьевого придатка. В большинстве сфер жизни произошла невиданная социальная поляризация, 4 миллиона теряющих человеческий облик вытолкнутых на улицу бомжей пока еще мирно соседствуют с также потерявшими человеческий облик сотнями миллиардеров. Большинство регионов страны пустеет, а более активная часть населения переезжает в столицу, превращая Москву в болезненный супер-мегаполис. Изъять незаконно присвоенное, конечно, можно, хотя и не легко. Но главное состоит в том, чтобы провести приватизацию по гласным и адекватным правилам, создающим класс реальных владельцев, причем, прежде всего, малых и средних собственников.
Повторю и подытожу: постсоветский курс, правила внедренные антипатриотичной реформаторской бюрократией – это и есть наша новая беда, усугубившая советскую тоталитарную катастрофу. Заведя страну в тупик, власть не собирается готовить программу выхода из кризиса, да она и не хочет его замечать. Когда президент с некоторой тревогой заявляет – никто не знает, каким будет следующее лето – он показывает, что происходящее сейчас не случайный, пусть и трагический, сбой какого-то элемента системы, который вот-вот устранят. Напротив, он дает понять, что власти не могут управлять процессом и не защищают страну от новых Саяно-Шушенских катастроф, новых взрывов на железных дорогах…
Об идентичности страны. Наиболее опасное анти-действие бюрократии – запрет на определение того, что такое Россия, в какой стране мы живем, каковы наши глубинные ценности, другими словами, какова Российская идея и идентичность. Не ответив на эти вопросы, нельзя понять, кто наши друзья и враги (если они есть), какую Родину защищает наша армия, кто у нас герой, а кто – анти-герой, каковы завтрашние и послезавтрашние цели государства и общества. Игнорируя голоса ученых, чиновники время от времени вбрасывают в СМИ формулы, изобретенные администрацией президента или каким-то привластным олигархом и имитирующие решение проблемы нацидеи. Такой подход также нелеп, как если бы законы физики формулировал обком партии. Российскую идею надо не выдумать, а выявить, и эту задачу решила наука, но чиновники не хотят ее слышать.
Подходя формально, после распада Союза у нас имеется три пути. Новая Россия – это новый СССР. Но бежать в XXI веке вместе с Северной Кореей и Кубой может только безумец. 20 лет власти забалтывают ответ на вопрос о причинах распада страны. Глубинная болезнь состояла в том, что советская система основывалась на навязанной властью лживой идее. Крах комидеологии привел к краху государства. Поэтому возврат в «уменьшенный и исправленный СССР» недопустим.
Другой формально возможный вариант – Россия отказывается от всей своей истории и догоняет Запад. Такой маршрут нелеп хотя бы потому, что наша история в пять раз старше американской.
Третий вариант начну с важного пояснения. Не все заметили, что российская государственность разорвана во времени, тысячелетняя Россия и СССР – государства разные, как различны ФРГ и III Рейх. У России и Советского Союза разные названия, гербы, флаги, гимны, совершенно разные формы правления (думская монархия это не диктатура пролетариата), силовые структуры, разное право, мораль, разная социальная структура и формы собственности… Ленин прямо и открыто декларировали свою цель – разрушение старого государства. О том, что над российской историей (а не территорией, как думал Черчилль) опускается «железный занавес» впервые в 1918 году написал Василий Розанов… Добавлю, что Союз ССР и историческая Россия не просто разные, они не совместимы и взаимоисключающи. Между ними госпереворот 17-ого года, гражданская война, ВЧК-КГБ, Голодомор, раскулачивание, расказачивание, коллективизация, КПСС…
Признав, что историю разрезал красный бронепоезд, мы сталкиваемся с важнейшим вопросом – чьи же мы наследники – Совдепии или исторической России? Правильный путь – это Преемство, насколько оно еще возможно, с исторической Россией, разумеется, с учетом происходившего в СССР и за рубежом. Важный аргумент в пользу Преемства состоит в том, что именно этим маршрутом успешно выходят из тоталитарного прошлого наши соседи – Польша и Эстония, Венгрия и Словакия, Литва и Словения, не потерявшие 20 лет впустую.
А вот на практике у нас осуществляется четвертый вариант. Фактически, нынешняя власть лишает Россию лица, лишает места в мировой истории и культуре, поскольку реализует проект «винегрет-идентитчность». Утром проводится политика просоветская, вечером – антисоветская, днем пророссийская, завтра – антироссийская, в полдник – прозападная, а после завтрака – антизападная, смотря что выгодно. При этом главной остается линия гримированного неосталинизма. На практике это ведет к тому, что, видимо, скоро полицаи будут охранять сталинские билборды, Ленина в мавзолее и Николая II – в Петропавловке. За вытекавшую из пакта Молотов-Риббентроп Катынь Кремль извинился, а за оккупацию Бесарабии, проведенную в соответствии с тем же пактом, отвечает громко напомнивший о советской оккупации Кишинев, лишенный за это российских покупателей своего вина… Постсоветская Россия стала единственным в мире государством практикующим одновременно несоединимое «лево – и правостороннее идеологическое движение», как бы происходящее под лозунгом «Добро пожаловать немецко-фашистским захватчикам». Такая политика, ведущая к деградации России, соответствует интересам новой «элиты» ибо, разрушая всякую систему координат, ликвидируя пункт отсчета, точки около ноля, она снимает вопрос об ответственности за прошлое, настоящее и будущее.