– Так и сделаем, – кивнул Обри. – Когда заберешь, перебрось через ворота, и я его закопаю.
Фелисити сжала его руку, и они скрылись под деревьями. Цепляясь за вереск и таща за собой колкие стебли ежевики, чудом не врезаясь в толстые стволы, внезапно выраставшие перед ними, теряя тропинку и находя ее снова, они в конце концов добрались до калитки и до дороги. Здесь Фелисити перешла на бег. Она неслась, как дикая лань или как богиня Артемида, охотящаяся на ланей с луком. Ни ворота, ни безмолвное кладбище со зловещими могилами, ни стена – ничто не могло ее остановить.
За домом викария находился дровяной сарай, за сараем насос, за насосом свинарник – пустовавший, потому что викарий не был свиноводом. Он не находил удовольствия в том, чтобы чесать свинье спину наконечником трости и ломать голову над чудесами эволюции. В общем, свинарник пустовал.
Фелисити взгромоздилась на шаткий деревянный забор, которым был обнесен свинарник, и спрыгнула туда. Там, пригнувшись, она проникла в крытый загончик и включила электрический фонарик, полученный от Обри.
Чемодан стоял в дальнем углу. Преодолев отвращение, Фелисити подхватила его за ручку и понесла к выходу. Добравшись до забора, перебросила через него чемодан, перелезла через забор и поспешила с чемоданом к калитке, где ее дожидался Обри.
– Принесла? Умница, – прошептал он. – Дальше я сам. Спокойной ночи! Смотри никого не разбуди своим возращением.
– Наверное, мне лучше помочь тебе, – тихо сказала Фелисити.
– Не надо! Быстрее сматывайся. Если кто-нибудь проявит любопытство, то двоих гораздо проще прихватить, чем одного. Мне остается как следует зарыть его, а лопата всего одна, а значит, второй – лишний.
Фелисити зажала ладонями черноволосую голову Обри и неожиданно для себя поцеловала его в губы.
– Поступай как знаешь, – произнесла она. – Удачи! Уж больно жуткое место, чтобы остаться одному. Ты уверен, что не испугаешься?
– Все будет в порядке. У меня фонарь.
Обри взял лопату, которую раньше прислонил к дереву, сунул фонарь в карман, подхватил чемодан и понес его в лес. Фелисити осталась одна. На кончике ветки ближайшего дерева повисла, как мерцающий плод, крупная звезда. Напрягая слух, чтобы услышать шаги Обри, она прождала несколько минут. Ночь подступила совсем близко, обволокла так, что она могла слышать ее тихое дыхание. Только оно и нарушало тишину. Ни шагов, ни мольб о помощи, ни испуганных воплей. Решив, что все в порядке, Фелисити зашагала домой.
VI
Место, спору нет, и впрямь было жуткое: угрюмое, угрожающее. От огромного Камня друидов исходила осязаемая опасность, шепчущиеся сосны, похожие на стражу жестокого царя, тянулись куда-то в немыслимую высь. Обри старался дышать глубже, борясь с нарастающим страхом. Опустив чемодан в вырытую Джимом Редси прошлой ночью яму, он отважно вооружился лопатой.
Внезапно его посетила новая мысль. Что толку закапывать чемодан там, где полиция наверняка найдет его? Он вытащил чемодан из ямы, отбросил в сторону и стал засыпать яму, черпая полную лопату легкой рассыпчатой земли. Но и за этой работой его посетила очередная мысль. Почему бы не подбросить инспектору наживку, если он и впрямь сюда сунется? Обри зашвырнул лопату и чемодан в кусты, выбрался из мрачного леса и вернулся домой.
В холле стоял аквариум с чучелами форели. Обри, проникнув в дом через гостиную, французские окна которой он оставил незапертыми, когда отправился с Фелисити за чемоданом, включил свет, снял куртку, туго свернул ее и приложил к стеклу. Последовал сильный удар по свернутой куртке кулаком.
Этажом выше спал, видя тяжелые сны, его кузен Редси. Спала и мать Обри, внушительная с виду, но малодушная особа. Ее римский профиль, не утрачивавший благородства даже во сне, и уши-ракушки были накрыты одеялом. Ни кузен, ни мать Обри не услышали звона посыпавшихся на пол осколков стекла.
Обри схватил обеими руками самую крупную форель. При его воспалившемся воображении неудивительно, что рыбина, как ему показалось, выглядела шокированной тем, что ее так немилосердно потревожили. Он выключил свет, зажал чучело под мышкой и побежал обратно в лес. Там бросил форель в то, что осталось от ямы, нашел лопату, быстро забросал яму землей и тщательно притоптал ее.
Теперь следовало найти и хорошенько спрятать чемодан. Но как Обри ни светил фонарем, стараясь соблюдать осторожность, как ни потел, как ни недоумевал, чемодан словно сквозь землю провалился!
Обри не оставлял попыток отыскать его. Теперь он, забыв об осторожности, пользовался фонарем вовсю, не думая о том, что луч света может привлечь чье-то внимание. Но все напрасно: страшная улика – окровавленный чемодан – исчезла.
VII
– Так я и знала! – торжественно заявила испуганному Джиму Редси и невыспавшемуся Обри миссис Брайс Харрингей утром. – Грабители!
– Грабители? – хохотнул Джим. – Чушь!
– Я возражаю, Джеймс, против твоих речей и против твоего неучтивого тона, – холодно промолвила тетушка. – Повторяю, ночью в доме побывали грабители. Кто еще мог украсть из аквариума в холле ценную форель?
– Хороша ценность! – усмехнулся Редси. – Ну и вздор! Эта форель – образчик той безвкусной жути, которой было принято баловаться в разгар Викторианской эпохи. Не говоря о том, что в стаю форели затесалась плотва.
– Я не претендую на то, чтобы судить о рыбе, – с достоинством возразила тетушка, – а также об ее названиях и образе жизни. Повторю, что ночью в доме побывали грабители. Доказательство – пропавшее чучело форели. Понимаю, я всего лишь не самая достойная представительница человеческой породы, принадлежащая к слабому полу, поэтому мне противоречат, меня оскорбляют, своевольно поправляют молодые люди, неважно играющие в гольф и средне – весьма средне! – на фортепьяно. Однако у меня есть уши и глаза, они ничем не хуже, чем у любого в этой стране, поэтому настаиваю: ночью в дом наведались грабители! Я сама видела их ночью на лужайке! Повторяю, они утащили из аквариума в холле ценный экспонат.
– Ума не приложу, почему вы решили, что эта паршивая рыбина представляла какую-то ценность, – зло сказал Джим, догадываясь, что прогневать тетку еще сильнее уже не удастся.
– Не будь она ценной, – отчеканила миссис Брайс Харрингей тоном, свидетельствовавшим о том, что спору конец, – грабители ее не украли бы. Если тебя тошнит, Обри, то, будь так добр, выйди!
– Предлагайте кого хотите, дорогой отец, – сказала Фелисити с отчаянием в голосе. – Я обойдусь.
Викарий Уэндлз-Парва улыбнулся дочери:
– Ты отлично знаешь, что мне не доставляет ни малейшего удовольствия ублажать себя. Предлагай сама, не стесняйся. Ты не заметила, куда я дел томик Тацита, лежавший в другой комнате на каминной полке? Никак его не найду!
Он с виноватым видом достал из глубокого кармана черного шерстяного жакета маленькие часы и положил на стол. Фелисити отлучилась в столовую и вернулась с утерянным томиком.