– Почему вы не спрыгнули, молодой осел? – осведомился Карстерс. – Захотелось похныкать?

– Если бы я прыгнул, то пробил бы пол и обрушился кому-нибудь на голову, – объяснил Берти, отряхиваясь. – Если желаете продолжения клоунады, то извольте снабдить меня запасными брюками. Полюбуйтесь на мои колени! Ну и пылища!

Успевший присоединиться к ним Гард отвесил Берти в целях борьбы с пылью увесистый шлепок, вызвав в ответ протестующий вопль и заставив остальных разнимать сцепившихся друзей.

– Итак, – уныло промолвил Карстерс, когда неумолимая Элеонор развела бойцов по углам, после чего удалилась, уведя с собой Берти, – наш небольшой эксперимент завершен.

– Да, – кивнул Алистер, – боюсь, табурет поставил крест на вашей версии, Карстерс. Как видите, влезть сюда через окно без посторонней помощи или не имея опоры для ноги никто не сумел бы, не устраивая страшный шум и даже, как верно заметил Филиппсон, не ломая пол. Дом старый.

– Насчет табурета сомнений больше нет, – согласился Карстерс, – но это еще не доказывает, что Маунтджой умерла естественной смертью.

– Если табурет никого не изобличает, то какие еще улики остаются?

– А открытое окно? А незапертая дверь?

– Возможно, только это вовсе не доказательства. К тому же где мотив? Нет, Карстерс, – продолжил Бинг, спускаясь вниз, – боюсь, вы занимаетесь самообманом. Смерть друга повергла вас в шок, отсюда эта ваша склонность воображать всякие ужасы и фантазировать, не в обиду вам будет сказано.

– Повторяю, – не унимался тот, – я убежден в своей правоте. Я не истерик, Бинг, о чем вы прекрасно осведомлены. У меня есть голова на плечах и нет манеры фантазировать. Если говорю, что нашего друга убили, значит, я уверен. И докажу это, помогут мне или нет.

Алистер пожал плечами и достал свою трубку.

– У вас заскок, Карстерс. Отбросьте мысль, что мой дом приютил преступника. Вы на ложном пути. Это ужасный несчастный случай, я чрезвычайно огорчен и встревожен и меня тошнит при мысли о дознании и обо всем, касающемся этого бедняги – вернее, несчастной леди. Все это неприятно! Что ж, не повезло! Мне всегда не везет. Не сомневаюсь, что разразится скандал из-за того, что женщина выдавала себя за мужчину – это ведь непременно выплывет наружу. Элеонор была с ним – с ней – обручена, вот ведь чертовщина! Все графство поднимет бедняжку на смех, а заодно с ней и меня. Понятно, что я проклинаю всю эту историю от начала до конца!

Он замолчал. Карстерс посмотрел на него с улыбкой и произнес:

– Представляю, какими проклятиями вы разразитесь, когда откажется раскуриваться ваша трубка. А именно это и произойдет, если будете так сильно приминать в ней табак.

Глава IV
Перерыв

Семейство Бинг, а также Дороти и Берти собрались в гостиной, высокое французское окно которой выходило в сад. Темой беседы не могла не стать позавчерашняя трагедия.

– Так вы подняли тело? – обратилась Элеонор к брату.

Ее спокойствие – она так и не пролила ни единой слезинки – было одним из удивительнейших обстоятельств происшествия. Четыре пары глаз, в том числе глаза ее отца, сидевшего в дальнем углу и делавшего вид, будто читает газету, уставились на нее в изумлении: вопрос прозвучал неожиданно.

Гард, расположившийся на подлокотнике кресла Дороти, немного поерзал и сдержанно ответил:

– Нет, сестрица. Я только вытащил затычку и выпустил воду. Затем я спустился вниз, где меня стошнило. – Он погладил кота, именно в этот момент решившего запрыгнуть к Дороти на колени. – Вывернуло наизнанку, – уточнил Гард.

– Не надо таких подробностей, – покровительственно посоветовала Дороти. – Успокойся.

– Знаешь, – обратился к ней молодой человек, беря ее двумя пальцами за подбородок и прижимая затылком к креслу, – если ты не перестанешь нервничать всякий раз, когда кот покусится на кресло, то придется отвезти тебя к ветеринару и попросить избавить тебя от страданий. Я опасно балансирую на подлокотнике и не желаю оказаться на полу. Мои нервы не выдержат. В общем, осторожнее, я тебя предупредил!

– А все это ужасное происшествие! – подхватила Элеонор. – Оно всем подействовало на нервы. Как неудачно! Нет ничего хуже, чем когда в вашем доме гостит человек, подверженный сердечным приступам.

– Бедняжка! – подал голос Берти и замолчал, поскольку все помнили требование Алистера Бинга не доводить до сведения Элеонор душераздирающего факта, что жених принадлежал к ее, женскому, полу.

«Бедняжке и так досталось, – говорил Алистер сыну, – ни к чему добавлять к разбитому сердцу еще и уязвленную гордость».

Все, однако, замечали, что пока что сердце Элеонор пребывает в поразительно бестрепетном состоянии. Казалось, на нее трагедия подействовала меньше, чем на остальных.

«Впрочем, трудно разобраться, что она на самом деле думает или чувствует по тому или иному поводу, – делился Гард с Дороти. – Моя сестра всегда бесстрастна».

Сам он как будто полностью отошел от потрясения и выглядел, как обычно, жизнерадостным здоровяком.

Элеонор сообщила, что ей необходимо удалиться, чтобы отдать распоряжения слугам, иначе обед может задержаться. После ее ухода присутствующие облегченно вздохнули и разговор стал оживленнее.

С утренней прогулки вернулся Карстерс. Ему потребовалось размяться, чтобы убедить себя, что его страхи, сомнениия и подозрения беспочвенны. Тем не менее возвратился он еще более убежденным, что многие факты требуют объяснения, иначе смерть Маунтджой нельзя считать случайностью.

«Во-первых, – размышлял он, – надо выяснить, кем был (была) мужчина (женщина) и сообщить родственникам, если они имеются. Во-вторых, разобраться, знает ли Бинг что-нибудь о частной жизни Маунтджой. Этим я и займусь. Посмотрим, куда это меня приведет». С этими мыслями он вошел в гостиную.

– О, мистер Карстерс! – приветствовал его Гард. – Подсохла ли утренняя роса ваших версий?

– Я не хочу обсуждать мои гипотезы, хоть тяжкие, хоть легковесные, – ответил он. – Лучше поиграем в теннис.

– Как, после… Я бы не смогла! – воскликнула Дороти. – Какое черствое предложение!

– Не смею навязываться, – сухо промолвил Карстерс.

– Отвратительно! – Дороти сморщила носик. – Разве можно так меня расстраивать?

– Дело не в этом, – вмешался Берти, краснея, но бросаясь защищать ее от ухмыляющегося пожилого человечка. – Дело не в том, что нам так уж дорога Маунтджой, просто…

– Просто старинные британские предрассудки не позволяют вам поступать так, как хотелось бы, – усмехнулся Карстерс. – Кто-то умер – не важно, кто, как и почему, но играть после этого было бы неприлично.

Берти промолчал. Карстерс повернулся к Гарду.

– Где Элеонор? – неожиданно спросил он.

– Подгоняет слуг, – пренебрежительно ответил Гард. – А что?