Тропа бабьих слез | Страница: 57

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Григория нашли… – сухо ответил Егор и, налив себе в кружку чай, начал повествование событий вчерашнего дня.

Он начал свой рассказ степенно, впечатлительно, шаг за шагом. Егор желал представить своим спутникам весь трагизм ситуации, чтобы Маркел и Сергей больше не задавали лишних вопросов, как это бывает при спонтанном объяснении с пятого на десятое. Он говорил долго, – времени хватало, – прихлебывая чай и блаженно протягивая ступни босых ног к огню. По ходу его рассказа Маркел и Сергей темнели лицами, все ниже опускали голову и уже не обращали внимания на Софью, которая плакала где-то в темноте за стволом кедра.

За это время проснулся Василий. Так же как и Сергей, он оторвал от полена голову, долго смотрел на окружающих, потом присел к костру, не перебивая и не мешая речи Егора. Солдат понял, что разговор идет о чем-то важном, поэтому даже не представился, уважительно решив оставить знакомство на потом.

– …вот так все и решилось. Похоронили мы Григория, а сами тот же час поехали назад, к переправе. Чигирька нас опять разделил: меня с Софьей в ночь отправил за вами, срочно ехать назад, на заимку. А сами они, Чигирька и Фома, поехали по следам… может, где что по дороге выясниться, следы куда-то приведут.

Когда Егор закончил, все долго молчали. Даже бывалый солдат Василий, повидавший в боях много смерти, не проронил хоть слово. Можно понять, когда солдат умирает у всех на глазах от пули или штыка за веру и отечество. Но нет объяснения коварному удару в спину в дикой тайге человеку человеком из корысти.

Никто не помнил, как на молчаливые горы подкрался серый рассвет. Где-то глубоко внизу, в глубоком логу томился густой, непроглядный туман. На холодных ветках уснувших деревьев искрилась легкая пыль вчерашнего снега. Невысокая отсюда вершина гольца окрасилась рубиновым цветом восходящего солнца. Новый день наполнил мир обычными красками и звуками природы. Все так же живо пели птицы, боевито гремели подгольцовые ручьи, в голубых далях настойчиво шумел далекий, вороватый ветер.

После продолжительного молчания уделили внимание солдатам. Все проснулись, представились друг другу. Василий вкратце поведал свою историю. Слушая ее, Егор и Сергей все больше мрачнели лицами, насколько тривиально сложилась судьба верных воинов России. Прошло не так много времени, когда они тоже служили царю и отечеству, любой из них жил верой и славой, у каждого были свои идеалы, а теперь, где все? Простой казак Егор – ссыльный. Сергей – бывший штабс-капитан без армии. Рядовые Василий, Максим и Иван – жалкие, истерзанные боями единицы некогда праведной силы. Что случилось с ними? Ведь каждый из них был предан Родине, верил в праведность своих действий, добивался определенной, намеченной цели. Вместе они жили одним целым, единым духом непобедимости. А теперь вот были не в силах смотреть друг другу в глаза…

Сергею было стыдно перед солдатами. Он не мог дать полное определение происходящему, как не мог обнадежить воинов в будущем. Все понимали, что Гражданская война проиграна, комиссары победили и пришли надолго, может быть, навсегда. В этой стране теперь не место былым традициям капитализма. Господа позорно бежали или изменили своему народу. Сам народ, после крепости и угнетения, вкусив плоды свободы, не желал возвращаться к прошлому. И изменить что-то было в данный момент невозможно.

Сергей понимал, что ему не место среди бывших солдат. Он – офицер, белая кость. Они – простые смертные, кого он отправлял в бой на смерть десятками. Когда-то беспрекословно повинуясь его командам, теперь они смотрели на него не более чем с жалостью. Это была начальная стадия новых отношений. Где гарантия, что кто-то из них, вернувшись домой, не выдаст его новой власти? Даже дорога назад ему теперь казалась страшной.

Глазами, полными тоски, Сергей подавленно смотрел на Перевал бабьих слез, обдумывая свой новый план. Лучше уж так, чем дурная пуля между лопаток. Выбрав момент, когда все были заняты, он негромко спросил у Маркела:

– Сколько отсюда до Тувы?

– Думаю, около трех дней… – еще не понимая, к чему он клонит, ответил тот.

– Что, ваше высокородие, драпать надумали?! – услышав вопрос, съязвил Иван.

Сергей промолчал на его слова, сила была не на его стороне. Однако Егор поддержал его:

– И то, Сергей, правильно! Уходи, пока не поздно. Тува рядом, конь, продукты есть, погода позволяет, доедешь по тропе. А там, в Монголию… говорят, тут недалеко. Не век же отсиживаться на заимке, все одно когда-то комиссары достанут…

– А как же Громов?!

– Что Громов? Он же тебе говорил, что как бы ни было, будет воевать с красными до конца… только вот, кто на его стороне будет, непонятно. Ну а коли надумает, проводим до перевала и его.

На том и порешили.

После сытного завтрака, жаркого из оленины, Сергей стал собираться в дорогу. Егор, Маркел и Софья помогали ему в этом, укладывая в котомки соленое мясо. Софья быстро напекла лепешек из оставшейся муки. Солдаты отрешенно смотрели куда-то по сторонам, не мешая.

Перед сборами куда-то уехала Софья, просила подождать. Ее отсутствие было недолгим, вернулась она через час и почему-то была довольна. Маркел строго посмотрел на нее: где была? Потом, вероятно, понял, удовлетворенно кивнул головой.

Наступила минута прощания. Егор, Маркел и Софья вызвались проводить Сергея на перевал. Солдаты хмуро молчали, неторопливо потягивая одну на всех самокрутку. Лишь Василий, слабо улыбнувшись, напутствовал офицера заученной фразой:

– Прощайте, ваше высокородие! Дай вам Бог!..

Когда они отъехали, Иван зло сплюнул на землю:

– Вот так они все, суки… пока суд да дело – Ванька, в атаку! А как туго стало, прижало, побежали, как крысы, и не думают о мужиках. Надо было его связать да сдать комиссарам! Все, глядишь, какое послабление было…

На перевал ехали молча. Впереди Маркел, за ним Егор, потом Сергей. Замыкала шествие Софья. Поднявшись в седловину, всадники остановились у спуска, не спешиваясь, какое-то время стояли, рассматривая горы. Было в этом состоянии что-то подавляющее, необоснованное, как предел возможностей выбившегося из сил путника. Сергей чувствовал себя виноватым. Он покидал Россию, свою родину, народ, верных друзей. Скорее всего, навсегда. Кто знает, как дальше сложится жизнь? Может, он погибнет вон там, под тем перевалом, или умрет от тоски на чужбине. В его сознании мелькали яркие, впечатляющие сюжеты: милое лицо Нинель, разбушевавшаяся революция, бои без правил и законов, староверческая заимка, где протекала тихая, замедленная жизнь. Может, надо было остаться здесь, просто жить в медвежьем уголке, не думая о благах цивилизации? Нет. Все это непостоянно. Времена изменились. Благополучие и спокойствие при царском режиме кончились. Советы не оставят без внимания отшельников. В стране началась политика уничтожения: все, что нажито трудом, сожрут ленивым ртом.

Чувствуя минуту расставания, Егор снял со спины карабин, хотел отдать его Сергею. Тот улыбнулся, отстранил руку:

– Как же казак без оружия?! Конь есть, карабин есть, будем надеяться, придут времена, шашку пристегнешь.