Тропа бабьих слез | Страница: 68

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Ты… с ними?! – наконец-то поняв, застонал Егор.

Щелкнул курок. Он медленно приложил к плечу приклад, прицелился.

– Пощади! – застонал Егор. – Ради детей моих… малые у меня… трое! Мальчонке последнему четыре месяца… как же так? Ведь мы с тобой из одного котла ели…

Ахнул выстрел. Егор упал, скошенный горячей пулей. В сознании, все еще не веря в случившееся, превозмогая боль, хотел встать. Убийца подошел рядом, выстрелил еще раз. Егор ткнулся лицом в снег, потянулся руками, замер навсегда.

Он спокойно разломил одностволку, вытащил дымившуюся гильзу, положил ее в карман, вставил новый патрон. Полностью убедившись в смерти Егора, убийца небрежно воткнул ружье прикладом в снег, взял покойного за ворот куртки, потянул к готовой проруби.

21

В мае, после ледохода, до большой воды, дедушка Трапезников ставил в Тихой курье сети. Столкнув рано поутру свою старенькую лодку-долбленку, он на шестике проплыл вниз по течению реки к знакомому месту. Там, за длинным островом, вдоль холодной струи Казыра, за линией прибоя было его самое рыбное место. Вот уже десять лет, после того как он бросил ходить в Искерки-таг (тайгу черноспинных соболей), дедушка Трапезников занимается только рыбалкой. По негласному закону жителей поселка, Тихая курья считается его законным местом. Никто не ловит хариуса, ленка и тайменя в его заводи, тем более не ставит сети. Глубокое уважение и почет старому охотнику, как подпертая палкой дверь: не входи, чужое! И с этим согласны все, кто знает именитого промысловика.

Плавно причалив из струи в заводь припая, дедушка осторожно ткнул нос лодки в тальники, куда был привязан конец сети, отвязал веревку и начал аккуратно выбирать пятидесятиметровую стенку. Вязкая, мягкая путанка в это утро не обрадовала в это утро старого человека. Для своих восьмидесяти лет дедушка был опытным рыбаком. Он знал, что в этот прохладный день рыба не идет на нерест. Постоянный уровень воды не дает желаемого стимула к продолжению жизни ленка и тайменя. Для богатого улова необходимо тепло, жаркий, солнечный день. Солнце начнет топить снег. Вода в реке потемнеет, поднимется. Это будет начальной точкой отсчета нереста. Вот тогда только успевай выбирать да ставить сеть! Дедушка часто вспоминает те дни, когда за одну ночь он снимал из своей заводи до центнера рыбы.

В начале сети рыбы вообще не было. Потом, ближе к глубине, попалось штук пять или шесть полукилограммовых хариусов. Однако ближе к середине дедушка вдруг ощутил знакомую тяжесть достойной рыбины. Такое бывает, когда в стенку запутается таймень весом до двух центнеров. Осторожно выбирая сеть, дедушка Трапезников нисколько не сомневался в богатом улове. Уж слишком тяжело подавалась веревка, поднимая из черной глубины тяжесть пойманной рыбы. Наконец-то увидев поднимавшееся к поверхности «бревно», рыболов удивился странной форме рыбины. А когда наконец различил руки, ноги и голову человека, упал в лодку на колени от страха.

Через час в Тихой заводи было полпоселка. Сталкиваясь бортами долбленок, мешая и ругаясь друг на друга, мужики осторожно вытащили из воды утопленника в лодку и, как есть, на шестах, погнали лодки к поселку. Добравшись до берега, они осторожно вытащили на камни труп, рассматривая вздувшееся, избитое лицо. Было видно, что течение воды долгое время тащило человека по дну реки, разбивая и раздирая открытые части тела. Однако как бы ни было обезображено лицо и порвана кожа, ни у кого не вызывало сомнения, что перед ними лежит Подольский Егор.

Жалость и сожаление отразилось на лицах людей. Из поселка прибежали женщины и дети. Вместе со всеми появилась Наталья. Узнав мужа, она залилась слезами. Над стремительной рекой Казыр потянулся горький, невосполнимый плач.

Более выносливые мужики нервно курили, крутили в руках шапки, горячо спорили и рассуждали по поводу случившегося. Было удивительно, как тело Егора занесло течением в Тихую заводь. Даже в самую большую воду туда не попадает ни единой коряги. Во все времена струя воды обходит курью, отбивая деревья, кустарники, топляк и прочий мусор. И почему тело утопленника принесло именно сюда, не выше, не ниже? Ведь место, где утонули Егор и Матвей, выше поселка на несколько десятков километров.

Да, это было так. До настоящего времени все знали, что Егор и Матвей утонули, провалившись в речную отпарину. Об этом говорила лыжня, кончавшаяся рядом с водной струей. Не дождавшись с лошадью возвращения мужа из тайги, Наталья забила тревогу. Навстречу охотником пошли несколько человек из поселка. Они увидели следы случайной трагедии.

Однако все изменилось, когда тело Егора перенесли домой, в баню. Подготавливая покойного к захоронению, кто-то насмелился переодеть утопленника в чистые одежды. Среди них был дедушка Трапезников. Снимая теплое белье, старый охотник обнаружил следы огнестрельных ранений. Нисколько не сомневаясь в их происхождении, он тут же сделал свой вывод:

– А ваш Егорка-то… убиенный!..

Тут же позвали Чигирьку. К счастью, пытливый хакас в этот день был дома и трезвый. Бесцеремонно переворачивая и проверяя тело, Чигирька подтвердил заключение дедушки Трапезникова:

– Точно так, Игорку стреляй два раза. Тут три дырки, одна пуля улетела. Другая там! – и похлопал по спине мертвого.

Тут же, не спрашивая разрешения у Натальи и других родственников, обыкновенным кухонным ножом Чигирька вскрыл труп и очень скоро достал пулю: она попала в позвоночник, поэтому не вышла навылет. Внимательно осмотрев ее, Чигирька был очень удивлен, заметив знакомый «почерк»:

– Вон как!.. Тут, сбоку, полоска. Кто стрелял, на стволе «жук», ружье битое. Такой пулей Гришку Соболева стреляли. Кто Гришку Соболева убил, тот и Игорку убил.

Восемь лет спустя

1

Тих и спокоен июньский, теплый вечер. Сочные восприятия подступающей ночи, что волнующая свежесть невесты на выданье. Неповторимое дыхание тайги несет стойкий, головокружительный навет. Ароматы и запахи волнуют сознание тонизирующей негой. Прохладный ветер с белков несет постоянное восприятие простора. Шум реки ласкает слух колыбелью возрождения. Темно-зеленые цвета тайги, черные пики гор на фоне чистого, синего неба определяют взгляду чувство таинственного полета. Бесконечная россыпь мерцающих звезд сопоставляет необъяснимую принадлежность к существующему миру: кто мы, откуда? Данное ощущение как машина времени. Кажется человеку, что все это было с ним давно, сотни, тысячи лет назад. Когда вот так же он сидел у жаркого костра в окружении своих соплеменников на этой поляне, на берегу таежной реки. Вокруг возвышались эти самые горы, точно так же шумела вода, над головой простирался искристый, Млечный Путь, а в отсветах матового пламени плясали пугающие тени лесных духов. Было в этом что-то таинственное, дикое, непонятное, удивительное, как старая сказка или легенда, рассказанная из уст представителя истории. И как в эту минуту не поверить в злых и добрых духов; зверей, разговаривающих человеческим голосом; воодушевленные камни, растения, воду, воздух и огонь. Как невозможно принять то, как велико и бесконечно время, в котором человек и его годы – всего лишь блеснувшая искорка в постоянстве Вечности.