Загбой владел наукой свободного ориентирования в тайге в совершенстве. Он чувствовал необходимое ему направление инстинктивно. В однообразной серости ночи мог различать оттенки, которые позволяли ему передвигаться в сумерках уверенно, быстро и своевременно обходить возникшее препятствие. Подобно диким зверям, чувствующим тропу лапами и копытами, Загбой, дитя тайги, чувствовал дорогу интуитивно, заранее останавливался перед ямами, колодинами или провалами.
У охотника было хорошо развито обоняние. На расстоянии нескольких метров с закрытыми глазами он мог по запаху отличить лиственницу от кедра, пихту от ели и берёзу от ольхи. И в ту тёмную ночь это помогло в быстром передвижении по ночной тайге. К восходу солнца маленький аргиш стоял у очага пожарища.
То, что предстало перед глазами Загбоя и Ченки, действительно можно было назвать большим пожаром. Они стояли на краю пепелища временного русского поселения. На высоком берегу Светлой речки, догорая, дымились несколько деревянных строений. Из пяти бревенчатых срубов целой и невредимой осталась только одна баня, которая стояла на берегу реки. Два жилых зимовья и два продуктовых склада с товарами купцов сгорели до основания. В огне заживо сгорели восемь человек. В живых остался только приказчик Дмитрий. Своё случайное спасение объяснял как великое чудо.
Странным было его поведение, когда увидел неожиданное появление тунгусов. Как всегда бывает при встречах в тайге, первыми почувствовали, услышали и увидели людей собаки. Предупреждая своего хозяина, они с лаем бросились навстречу маленькому каравану. Увидев Загбоя и Ченку, Дмитрий схватил ружьё, спрятался за лиственницу и приготовился стрелять. И только лишь настойчивые крики эвенка предупредили кровавую развязку.
Загбой удивился встрече. Он привык видеть русских купцов радостными и гостеприимными, радушно, с широко распростёртыми объятиями встречавшими людей тайги с мягким золотом. Но в этот раз лицо Дмитрия говорило о другом. Он был рассеян, необычайно взволнован и даже напуган ранним визитом тунгусов. Как будто ожидая появления ещё каких-то людей, приказчик постоянно оглядывался на тайгу, боязливо смотрел по сторонам и ни на минуту не выпускал из рук своего ружья. Несмотря на трагедию, в его глазах не было скорби и печали по погибшим товарищам.
Его лицо казалось холодным и равнодушным, как будто в эту ночь погибли не люди, а некоторые вещи из домашнего, повседневного обихода. В то время когда Загбой вытаскивал из пепелища обгоревшие тела, Дмитрий с дрожью в руках перебирал торбаза и потки с пушниной, подсчитывал оставшийся товар.
Как человек тайги, любознательный следопыт и охотник Загбой долго и тщательно обследовал место трагедии. Так как он плохо знал русский язык, а Ченка не знала его вообще, ему стоило огромных усилий, чтобы с помощью мимики и жестов понять картину произошедшего.
Со слов Дмитрия, пожар начался глубокой ночью, когда все спали. Первой загорелась крайняя к тайге изба, в которой жил купец Ярослав с двумя сыновьями. От сильного ветра огонь перекинулся на вторую избу, а затем и на склады. Приказчик Дмитрий жил во второй избе с тремя помощниками-рабочими. Проводник, тунгус Шунильга, из племени Чёрной горы всегда находился в своём чуме. Но вчера у русских был праздник, Пасха. Все они перебрали огненной воды. Отчего произошёл пожар, Дмитрий не знал. Может, от керосиновой лампы или незатушённой самокрутки. В сонном состоянии, едва не задохнувшись в дыму, обгорев, Дмитрий всё же успел выбраться на улицу. Спасти своих товарищей не смог, потому что рухнули подгоревшие крыши.
Загбой был удивлён объяснением. Язык и руки Дмитрия говорили об одном, а следы от произошедшего подсказывали другое. Но несопоставимость фактов была налицо. Следы! На месте пожарища были следы ещё одного человека, тунгуса, который уехал на олене в то время, когда жаркое пламя пожирало строения. Кровь на снегу. Откуда она? Свежая, возможно, пролитая два или три часа назад. У Дмитрия, кроме незначительных ожогов, не было резаных или каких-то кровоточащих ран.
Ещё следопыт заметил, что он даже не пытался тушить огонь сам, не брал в руки лопату. Пожар тушил кто-то другой, возможно, тунгус. Почему? Он нарочно дал Дмитрию лопату, попросил его набрать снег в казан и видел, что тот копает горизонтально, всей плоскостью, под острым углом, вглубь, помогая ногой. А там, у пожарища, комки снега отбивались ребром, сбоку, как легче. Так мог делать только тот человек, кто долго промышлял в тайге с таяком и знал, как лучше брать снег.
В завершение своего расследования эвенк долго смотрел на обгоревшие трупы людей, на пепелище, на потки со спасённой пушниной, на торбаза с мукой, товаром, после чего с явной укоризной покачал головой: почему люча смог спасти товар, а люди сгорели?
А Дмитрий, не замечая этого, продолжал перебирать и считать мягкое золото. Пушнины было много! Далеко в стороне лежали аккуратно упакованные мешки с сороками соболей, торбаза с сотнями белок, десятки серебристых лис, чёрные шкуры выдр, рыжие стрелки связанных в десятки колонков, смолевые головёшки норок. В отдельных понягах лежали росомахи, песцы и рысьи шкуры.
Загбой и Ченка смотрели на всё это богатство с чувством восхищения и в то же время сожаления. Мысли отца и дочери были полны разочарования: сколько шкурок таёжных зверей перекочевало в свой последний путь в котомки купца…
Дмитрий не замечал настроения кочевников. Подсчитывая богатство, рассказывал Загбою, что он, а не Ярослав хозяин пушнины, это он торгует с тунгусами, а все остальные погибшие люди – просто его помощники. До большой паводковой воды Дмитрий хотел отправить Ярослава, его сыновей и проводника – каюра с пушниной на берега Великой реки. Там, на Енисее, стоит его купеческая илимка [16] с товаром. Но случилось страшное…
Следопыт выслушал Дмитрия спокойно: какая ему разница, кто хозяин товара и пушнины? Однако поразился, с каким спокойствием, хладнокровием и безразличием было произнесено слово «страшное». И подумал, что ему всё равно, что погибли люди. Главное – в сохранности потки с пушниной.
Загбой не стал говорить русскому о своих выводах. Он никогда не перечил людям, мудро рассуждая, что, правда, как быстрый ручей, пробивающий подтаявший снег, всегда найдёт себе дорогу. Простой, доверчивый по натуре охотник привык воспринимать выдаваемое за действительность. Если Дмитрий говорил так, как хотел, значит, так было надо (но не так, как это есть).
В свою очередь, желая продолжения общения с новым знакомым, едва объясняясь знаками и жестами, эвенк как мог поведал русскому о своём горе, постигшем его и его род на берегах Харюзовой реки. Он видел, с каким вниманием и сочувствием последний выслушал его скорбную речь. В то же время Загбой заметил, как покраснело лицо русского, каким живым, хитрым блеском загорелись глаза и как мгновенно переменилось его отношение.
Дмитрий преобразился. От некоторой надменности и высокомерия не осталось и следа. Забыв о пренебрежении к людям тайги, тунгусам, он вдруг стал услужливым, внимательным, предупредительным и даже ласковым (к Ченке). Загбой чувствовал фальшь, но отказаться от дальнейшего общения не мог, потому что этого требовал закон тайги: «Не отвергай того, кто желает тебе добра!»