У эвенков существует закон: хранительница очага, женщина должна во всём прислуживать главе семьи, мужчине. Это выражается во всём, начиная от мелких, незначительных хлопот – подать ложку, чашку, одежду – до более крупных работ – собрать имущество стойбища, обработать добытую пушнину или даже перенести добычу мужа с одного места на другое. И пусть Ченка приходилась Загбою не женой, а дочерью, это не освобождало её от забот, потому что она была, прежде всего, женщиной.
Едва отец вытащил из спальника босые ноги, а девушка уже подала ему с вешалов сухие олочи, свежую хаикту, оленью дошку. Пока отец ощупывал руками свою одежду, Ченка присела на колени около прогоревшего очага, продолжая прибирать в коротенькую косичку волосы. Она сидела к Загбою боком, с левой стороны, со склонённой головой и поэтому не сразу увидела, как он, вдруг оставив своё занятие, внимательно и странно посмотрел в её сторону. Ченка вздрогнула, бросила кроткий взгляд и сразу же всё поняла. А он, быстро приблизившись, протянул руку, осторожно положил ей на живот. Трепетные пальцы пробежались вниз по платью, скользнули из стороны в сторону, вскочили до груди и вновь упали на округлившийся бугорок.
– Когда это случилось?.. – глухим голосом спросил он.
Ченка густо покраснела, низко опустила голову и после некоторой паузы тихо выдохнула:
– В тот вечер, когда мы встретили русского…
– Это пыло часто?
– Да… Много раз…
Загбой убрал руку, более не говоря ни слова, стал одеваться. Ченка окаменело сидела на месте, ожидая жестокой кары отца. Однако наказания не последовало. Эвенк накинул на плечи свою дошку, проворно вскочил на ноги, покинул чум. Ченка приложила руки к животу, глубоко вздохнула, что-то тихо зашептала.
От костра долетел его голос. Загбой призывал дочь к утреннему завтраку. Она проворно, зорянкой выскочила к нему, засуетилась, накрывая на стол. Он снял с костра бурлящий котелок, налил по кружкам и, таинственно улыбнувшись, негромко запел, выдавая своё настроение.
В словах его песни говорилось о красоте зарождавшегося утра, о тишине насторожившегося мира, о празднике шествующей зимы и о будущем человеке, наследнике, кто очень скоро увидит этот мир.
Ченка облегчённо вздохнула. Всё тяжёлое с сердца было снято в один момент. Все переживания и тревожные ожидания растворились, как утренний туман. Загбой узнал, что у Ченки будет ребёнок, и отнёсся к этому с чувством глубокой ответственности, воспринял это как само собой разумеющееся, просто, как мудрый человек.
Он понял, что в произошедшем Ченка не виновата, потому что Дмитрий, скорее всего, добился желаемого силой, как это было очень часто в отношениях эвенков и русских. Зачем тратить свой гнев напрасно, когда дело сделано и ничего не вернуть? Не лучше ли предаться ожиданию счастья будущей жизни и торжествовать от мысли, что твой род не окончил своё существование?
А праздное утро продолжает своё гордое шествие. Жарковое солнце отражается в белоснежных боках крутобоких белков. На могучих лапах насупившихся кедров искрится серебристая перхоть переновы. Ледяное озеро взрывается искрами северного сияния. Морозный воздух играет хрупкими блёстками мороси. Рябые кедровки гортанным кряхтеньем тревожат дикий мир тайги. Неугомонные стайки дроздов лепят склонившиеся кусты алой рябины. На остроклинных елях тонко пикают желтогрудые синички. Между толстых стволов деревьев оранжевым опахалом планируют важные ронжи. Удивительный и неповторимый дикий мир тайги живёт своей обычной жизнью.
Кружка горячего, тонизирующего чая приносит в тело взрывную силу адреналина. Загбой вальяжно улыбается, неторопливо набивает трубку табаком, подкуривает от костра, затягивается горьким дымом и, отвалившись спиной к пеньку, хитрым прищуром смотрит куда-то вдаль, на недалёкий трёхглавый голец. Мысли охотника где-то там, далеко за этими горами. Он едет на своём учаге, преодолевает распадки, увалы, покоряет заснеженные перевалы, переправляется через бурные ручьи, попадает в новую тайгу, где ещё никогда не был. Горячая кровь вечного странника, кочевника зовёт его вдаль за горизонт, к открытию новых просторов, где, как ему кажется, находятся богатые зверем места. Охотник счастлив, добывая соболя, сердце радостно бьётся, встряхивая бунты белок. Он уже видит лисьи глаза купца, жадно протягивающего руки к его пушнине. Он грезит, живет будущим, потому что его временное вдохновение не знает границ и пределов пространства. Он лелеет вечную мечту постоянных открытий. Его пылкое сердце трепещет в ожидании будущих походов.
Откуда-то сверху, с широкой лапы ели на лицо упала капля подтаявшего снега. Загбой вздрогнул, очнулся, возвратился к действительности. Реальность притупила очарование мечты. В один миг вернувшись издалека, он очутился здесь, на берегу заледеневшего озера, у чума, рядом со своей дочерью и повседневными заботам.
А проблем действительно хватало. Начинался промысел, а у него нарублено всего несколько десятков ловушек на соболя. Надо торопиться. Сегодняшняя выпадка снега ещё раз напомнила, что осталось всего лишь несколько дней, и аскыр переоденется в зимнюю шубу. Тогда – не лей в рукавицу воду. Торопись, так как каждый день кормит год. Егор сказал, что в этих краях пора мелкоснежья очень коротка: две-три недели, и надо становиться на лыжи. Потом с собакой не поработаешь. Тогда надо настраивать ловушки. А где их взять, если Загбой пришёл в эти края недавно, в пору листопада? Приходится работать весь день с раннего утра до позднего вечера.
Когда Загбой докурил трубку, Ченка уже подогнала его верховика, накинула на широкую спину кожаное седло, собрала котомку. Охотник вскочил на спину оленя, принял из рук дочери ружье, перекинул его через спину и, не говоря прощальных слов, тронул повод. Покорный учаг резво засеменил в тайгу. Где-то впереди, в густой чаще растаяли собаки. У костра остался одинокий силуэт счастливой дочери.
Сразу же от стойбища охотник направил оленя по тропе, ведущей вверх по реке к Грязному ключу. Сегодня эвенк решил навестить братьев Вороховых. Прошла неделя, как они встречались последний раз. В населённом пункте это – не время. Но в тайге – это срок. В сердце охотника живёт забота о знакомых людях. Душа требует новых впечатлений. Разум переполнен чувствами братства и уважения. Загбой чутко воспринимает хорошее отношение к себе и за доброе слово, сказанное в его адрес, готов отдать последний заряд пороха.
Знакомая тропа игриво гуляет вдоль берега между деревьев. Норовисто, резво бежит сытый, сильный олень. Будто приклеенный рыбьим клеем, сидит на спине орона Загбой, негромко понукает верховика, торопит к встрече со старателями.
А вот и устье Грязного ключа. Только вода в нём уже не мутная, а чистая, светлая. Закончили братья старательские работы. Прошло время тёплых дней. Первый снег и холодная, даже ледяная, вода остановили Вороховых от бутовки жёлтых камней до будущей весны. А вот и изба. Приземистый барак, отвалы земли, дым костра. От зимовья выскочил тот же рыжий кобель, нарочито залаял, предупреждая хозяев, обнюхал собак, замахал хвостом. Навстречу эвенку отделились две фигуры – Гришка и Егор. Широко заулыбались, в приветствии раскинули руки: