Вечера у молодежи проходили однообразно, но не скучно. Собравшись в дружный круг, девчата подшивали деревянными иголками (железная иголка была на всех одна) заношенные одежды, выкраивали из хламья рукавицы, латали куртки, штаны. Парни в это время играли в карты.
Самодельная колода вырезана из тонкой бересты. Рисунки и знаки раскрашены охристым настоем кедровой коры, очернены сажей, а сверху покрыты тонким слоем живицы лиственницы.
Обычно девчата поют песни. Любители озорного слова вставляют шутки, прибаутки, вызывая смех и веселье. В такие минуты они забывали о невзгодах, представляли себя дома, где за стенами раскинулась знакомая картина сельской жизни. Где-то неподалеку, за глубоким обрывом, шумит сибирская река, в полях колосится рожь, за покатой горой распростерлась глухая, высокоствольная тайга, а в высоком, свободном небе раскинулась бесконечная осыпь разноцветных звезд. И от этого на душе становилось так хорошо, как в далеком детстве, когда, проснувшись утром, знаешь, что тебя ждет теплое, парное молоко с горбушкой горячего, только что испеченного хлеба. Хотелось бежать, раскинув руки, не останавливаясь, за линию горизонта.
Длинный, черный вечер постепенно подходил к концу. Вот тихо скользнула во вторую, девичью половину Аня Зырянова, за ней исчез Костя Маслов. Следом ушли Володька Мельников и Прасковья. Уединившись от всех, молодые парочки расселись по углам: счастье посидеть с любимым человеком рядом хоть какое-то время, поговорить шепотом, прижаться плечами и, пока никто не видит, соприкоснуться губами. Строгий сторож бабка Варвара крутилась на полатях, долго всматриваясь в темноту подслеповатыми глазами:
– Ребятишки! Что вы там делаете? А ну, зажгите лучину!..
Для молодых ее слова – что капля дождя в реку. Никто не обращает внимания. В лучшем случае кто-то из девчат дает голос:
– Да тут мы сидим, ничего не делаем. Спи, бабуля!
Бабка Варвара, на некоторое время успокоившись, укладывает седую голову на подушку, делает вид, что засыпает, но очень скоро снова смотрит в темноту:
– Прасковья! Где ты там? Что делаете? А ну, зажги лучину!
И так весь вечер.
С Клавой Ерофеевой намного проще. Общительная женщина любила пошутить, поделиться историями из прошлого. При этом ни разу не вспомнив о том, как у ней погибли в Первую мировую войну муж и два сына. Женщина не придавала особого значения тому, что происходило за перегородкой, оставаясь уверенной, что ничего плохого произойти не может. Бабка Варвара сердилась на нее:
– Клавка! И где твои глазья? А ну, сходи, посмотри, что там девки делают! Зажгите лучину…
– Что надо, то и делают! – не обращая внимания на нее, отмахивается та. – Сама не была молодой?!
– Мы в ихние годы до свадьбы по закоулкам не сидели!
– Ой, ли! А ну, вспомни, как ты с Ванькой Репиным в навозной куче до утра целовалась?
Бабка умолкает, возмущенно пыхтит. Уже не рада, что рассказала ей историю, как в далекой молодости, не разобравшись в темноте, где находится, миловалась с дружком в теплой куче перегноя.
Вечер продолжается. В одной половине играют в карты. В другой – три молодые парочки прижимаются друг к другу плечами.
Вера Ерофеева встала из-за стола, устало потянувшись, зевнула, направилась в темную половину. Следом за ней, будто с просьбой к Косте Маслову, прошел Гоша Подгорный. Девушка не успела присесть, как парень взял ее за локоть, повернул к себе и, не раздумывая, чмокнул в нос.
– Ты чего это… такой прыткий? По уху захотел? – взволнованно зашептала Вера, не зная, как поступить.
– Да можно и по уху, – согласился тот, – сколько можно терпеть?
– Что уж… терпеть-то… – негромко, чтобы никто не услышал, ответила та. – Ты бы хоть вниманием предупредил или какой подарок сделал.
– Давай присядем, – чувствуя некоторое потепление, предложил он.
В темноте, нащупав место, оба присели рядом на нары. Гоша осторожно прикоснулся к руке подруги. Немного помолчали, подбирая слова. Бабка Варвара на полатях разрядила обстановку:
– Верка! Чей-то ты там притихла? Никак Гошка пристаеть?! А ну, зажги лучину!
– Да нет… бабушка. Спите! Вовсе не пристает. Так мы… сидим… разговариваем.
От ее слов у Георгия в голову хлынула кровь: неужели?..
Три парочки по углам, услышав эти слова, едва слышно зашептались: «Ой ли! Наконец-то… Вера ответила Гоше вниманием!»
В дальнем углу, прижавшись к стене, сидят Володька и Прасковья. Он ласково гладит рукой ее короткие, стриженые волосы. Она с безграничным доверием прижалась к его плечу, тая от нежных прикосновений. Он негромко, в самое ухо рассказывает ей, как хорошо и счастливо они будут жить после свадьбы:
– …дом свой построим! Большой! Пятистенок. Полы выложим. Во все стороны окна вставлю, чтобы светло было…
– Во все стороны не надо, холодно зимой будет. Пять окон хватит, на три стороны, – по-хозяйски перебивает Прасковья Володьку.
– Ну, пусть будет пять, – охотно соглашается он, прижимая подругу.
– И комнаты три: кухню, горницу и детскую. Чтобы всем места было!
– Сколько же ты детишек хочешь? – улыбается Володька.
– Сколько будет… – едва слышно шепчет Прасковья.
– Чем же ты их всех… кормить-то будешь? – спрашивает он, быстро, но осторожно накладывая ладонь на ее твердую, упругую грудь. – Этим, что ли?!
– Убери! – тут же отбив его шальную руку, сердится Прасковья. – Ух, и наглец ты, как я посмотрю!
– Ну, уж! И потрогать нельзя!
– Да, нельзя! – шипит девушка. – Не лезь, куда не следует! – И дополняет возмущение суровым воспоминанием: – Привык свою Авдотью толстозадую тискать…
– Что ты… все вспоминаешь… не моя она! И мы с тобой, почитай, как одно целое! – растягивая слова, вздыхает Володька.
– Нет! – непреклонно отвечает Прасковья. – Сказала, после свадьбы, значит, так и будет! Как наступит ночь – хоть ложкой черпай!..
Бабка Варвара услышала возню, подняла голову, вперила слепые глаза в темноту:
– Прасковья, к тебе, что ли, пристает Володька? А ну, зажги лучину!
– Да нет, бабушка, все хорошо. Никто не пристает, – отвечает внучка. И пожилая женщина опять замолкает на некоторое время.
Так проходит час-другой. Сыграна двадцатая партия в подкидного дурачка. Клава рассказала последнюю байку. На полатях тяжело свистит носом бабка Варвара: уснула. Время близится к полночи. Многие зевают. Пора на отдых, завтра снова рано вставать. Подарив друг другу последний поцелуй, расходятся влюбленные парочки. Девчата располагаются в своей половине. Парни уходят на свою. Тесовая дверь закрывается, щелкает деревянный запор. Определившись по своим местам, парни обмениваются негромкими репликами, потом затихают. Гаснет воткнутая в стену осиновая лучина. Стены дома Берестовых сковывает мрак ночи. Закончился еще один счастливый вечер общения молодых ссыльных острова Тайна. Хоть и голодно, но как же все-таки хорошо!