– Я не понимаю, отец, что именно скрывается за словом «это»? – Министр поднял взгляд чуть выше, но по-прежнему смотрел лишь на колени крылатого.
– Вы решили, что вправе терзать сотворенную Великим Существом Вселенную, – торжественно пояснил гость. – Некоторые из ваших недостойных прощения умов вознамерились прорвать суть Пространства.
– Ты говоришь о проекте межзвездного корабля? – догадался маршал.
– Верно, – согласился крылатый. – Только на самом деле это проект разрушения миропорядка, а не освоения дальних космических трасс. Ваши «ученые» не понимают, какая опасная идея пришла в их затуманенные мозги! Разрывая Пространство, их гравитонная установка может вызвать цепную реакцию, подобную термоядерной, и тогда весь ваш мир исчезнет в образовавшейся дыре! Если быть более точным, он не исчезнет без следа, но вывернется наизнанку. В Пространстве, наполненном антиматерией, не останется места для человечества…
– Но расчеты?! – попытался возразить министр. – До сих пор они подтверждались. Когда проходили испытания первой атомной бомбы, многие тоже думали, что цепная реакция не остановится и в результате выгорит вся атмосфера планеты. Однако этого не случилось…
– Сколько знали ученые о строении атома тогда и сколько они знают о сути гравитонов сейчас? – спокойно парировал пришелец. – Эксперименты на уровне, предшествующем пространственным событиям, весьма опасны, можешь положиться на мое знание. Оно бесконечно шире, чем представления ваших мыслителей об устройстве и развитии Вселенной. Бездна, вмещающая Пространство и Время, неустойчива, и, чтобы нарушить царящее в ней относительное равновесие, достаточно одного неосторожного шага.
– Я верю тебе, отец, – маршал поклонился, но на его лице по-прежнему отражалось сомнение. – Только я не знаю, как предотвратить грядущее событие. Конечно, если ты потребуешь принести в жертву данное мне тобой положение и даже жизнь, я не стану сомневаться ни секунды…
– Ты останешься в своем кресле, – в голосе крылатого послышались нотки недовольства. – От тебя потребуется лишь замять скандал и наложить вето на дальнейшие исследования в этой области. Это возможно?
– Если первые испытания закончатся неудачей, – согласился министр.
– Это возьмут на себя мои сородичи, – пообещал крылатый. – А теперь подбери мне подходящее тело. Я останусь рядом с тобой до тех пор, пока назревающий кризис не разрешится.
– Лучше всего подойдет мой адъютант, – маршал поднялся с колен и вернулся к столу. – Я сейчас его позову… Только…
– Ты хочешь спросить, не снится ли тебе все происходящее? – догадался пришелец. – Когда я завершу переход в новую оболочку, твой помощник станет гораздо смышленее, и первым его словом будет обращение: «Сын мой». Разве без моей подсказки он посмел бы обратиться к тебе таким образом?
– Думаю, нет, – согласился министр. – Он станет тобой навсегда?
– Скорее я стану им, – уклоняясь от прямого ответа, сказал крылатый. – Так что береги его от случайностей и слушайся во всем, но пока лучше отвернись. Это будет не самое приятное зрелище…
– Когда ты покинешь его тело, он умрет? – с опаской предположил маршал.
– Разве наша вера исключает появление мучеников? – явно теряя терпение, спросил гость. – Или ты завидуешь, что избранным станет кто-то вместо тебя?
– Я… все понял, отец мой, – министр отошел к высокому окну и, уставившись невидящим взглядом на зеленеющие за ним деревья, произнес: – Подполковник Андреев, зайдите ко мне!
Молодой холеный офицер появился на пороге кабинета почти мгновенно, словно только и ждал приглашения. Он четко доложил о своем прибытии и немного удивленно замер, ожидая приказаний. Министр, как ему и было ведено, не оборачивался. Подполковник, сообразив, что происходит нечто необычное, перевел взгляд на противоположную стену кабинета и невольно вскрикнул. Прямо на него надвигалась огромная, переливающаяся серебром и абсолютно не поддающаяся осмыслению фигура. Трехметрового роста крылатое существо наклонилось и приблизило к Андрееву свое лицо. Свет ярких ламп остался за спиной гостя, и подполковник рассмотрел только гладкую, лишенную мимики и привычных человеческих черт серую маску. У пришельца не было ни глаз, ни носа, ни рта. Лишь верхнюю часть его головы украшали волны тщательно уложенных длинных светлых волос. Офицер инстинктивно вытянул руки вперед, словно надеясь оттолкнуть чужака, но безликий внезапно потерял определенные очертания и превратился в размытое облако. Подполковник попытался снова вскрикнуть, но звук застрял в глотке, и его рот лишь перекосила гримаса адской боли и страха. Кожа Андреева приобрела землистый оттенок, а глаза налились кровью. По телу одна за другой пробежали сильнейшие судороги, и офицер упал, выгнувшись дугой, словно эпилептик. Несколько секунд его пальцы скребли по паркету, оставляя в полированном дереве глубокие царапины, а ноги синхронно ударяли в пол, проломив несколько крепких дощечек, как будто те были всего лишь листками однослойной фанеры.
Министр для верности прикрыл глаза ладонью и сжал зубы. Ему было чертовски не по себе, хотя он и не видел ничего происходившего за спиной. Когда пугающие звуки стихли, маршал опустил руку и немного повернул голову, стараясь рассмотреть тело адъютанта боковым зрением. Андреев все ещё лежал на полу, но уже неподвижно. Министр постоял ещё минуту в нерешительности и наконец обернулся.
– Помоги мне подняться, сын мой, – не открывая глаз, хрипло попросил подполковник. – Чтобы привыкнуть к этому телу, мне понадобится некоторое время…
Сейчас мне уже и не вспомнить, как я осознал, что вновь способен мыслить. Однажды я вдруг поднялся на ноги и, расправив плечи, глубоко вдохнул. Чем был примечателен воздух в тот момент – не знаю, но я сразу заметил в его запахе новизну. Он не пах ландышами или морским бризом, но казался свежим и восхитительно приятным. Я оглянулся вокруг и вдруг понял, что вижу окружающую меня действительность словно впервые. Серый горизонт отодвинулся на многие мили, а низкие тучи, как пугливые ягнята, стремительно разбежались в стороны. Знакомый мир постепенно приобретал совершенно новые черты. Казалось, что раньше я видел его сквозь матовое стекло, а теперь прозрел и с интересом сравниваю мутные видения и реальность. Почему я перестал довольствоваться молчаливым созерцанием своего внутреннего мира и решил выйти из состояния вековой дремоты, понять было трудно. И уж точно никто не собирался давать мне подсказку. Возможно, проснулся какой-то отдыхавший до этого ген или кто-то подтолкнул меня извне, но главное заключалось в том, что я очнулся и теперь осознавал себя не как животное, а как личность. Пока ущербную, но все-таки личность.
В попытке найти хоть какую-нибудь зацепку для взгляда, я снова завертел головой. Я испытывал сильнейший информационный и эмоциональный голод. Так долго быть скотом, бессловесным и безынициативным, весьма утомительно, уж поверьте. Теперь мне очень хотелось увидеть что-нибудь новенькое в окружающих декорациях, а заодно определить свою роль в этом странном спектакле. Кое-что я помнил, но многое переживал заново. Итак…