– Вы слишком серьезно к себе относитесь, – ответил враг. – Мой проект почти завершен, и полному завершению не помешают никакие попытки обнародовать его суть. Если вы докажете причастность к заговору Императора, то поможете Смердову, если поймаете адмирала, вас поблагодарит правитель Баргона. Мне это все неинтересно.
– Тогда о чем вы так беспокоитесь? – с наигранным удивлением спросил я.
– Вы затягиваете время, – проговорился враг.
Вот! В последней фразе злодея содержался ответ на все вопросы сразу!
Лично для меня все мгновенно встало на свои места. Я даже хотел отключить голофон, поскольку с этим шепчущим незнакомцем говорить было уже почти бессмысленно. Враг спешил! Я знал только одну причину, по которой он мог торопиться. Тот, кто распугал стадо его подручных, был не менее опасен для самого чужака и его сородичей, если таковые имелись. Пришелец отчаянно трусил!
Он боялся, что не успеет запереть приближающихся путников в гиперпространстве!
Он вовсе не собирался создавать новую галактику! Он хотел, чтобы в пустоте гиперпространства возникло то, что отличает этот запредельный мир от нашей нормальной Вселенной. Вещество, а вместе с ним расширяющееся пространство и время. Так, из двух изолированных реальностей получалась одна и в то же время вычеркивалось все, что находилось в тот момент в гиперпространстве. Соединив перекрученные концы условной ленты нашего двустороннего мира и получив таким образом своеобразный вселенский лист Мебиуса, чужак обрекал гиперпространственных скитальцев на вечный путь из ниоткуда в никуда, за пределами слившихся воедино измерений!
Приближающиеся существа никогда не смогли бы выбраться из ловушки созданного таким способом парадокса, поскольку оказывались за пределами нашей Вселенной! Попросту исчезали, как вторая сторона у наполовину перекрученной и соединенной в кольцо ленты!
Правда, гиперпространство становилось недоступно и для нас, но чужаков, по-видимому, это не заботило. Мне же делалось дурно при одной мысли, сколько потребуется времени, чтобы без порталов, в субсветовом режиме, перелететь, например, с Симарина на Землю. Получалось что-то около двадцати тысяч лет. Столько прожить я никак не рассчитывал, а оставаться в научной столице Галактики до седых волос мне отчаянно не хотелось…
– Я определил, откуда он говорит, – отвлекая меня от размышлений, шепнул Умар. – Он пытался обмануть системы поиска при помощи многократной переадресации звонка, но я прошел всю цепочку до конца. Вот его координаты…
Он показал мне листок. Я выключил голофон и устало похлопал по плечу едва оправившегося, но готового к бою пристава.
– Надо брать, – согласился Краусс с моим молчаливым призывом к действию.
– Мы пойдем сами, – сказал я, – вдвоем…
Умар гордо выпрямился, но я посмотрел мимо бравого пристава на Дашу.
– Его наверняка охраняют наемники Смердова и немаркированные андроиды Императора, – с сомнением заметил Краусс. – Я бы предложил вам взять с собой оба десантных взвода…
– Слишком шумно, – возразил я. – Во время боя он может уйти. Взять такую хитрую сволочь можно лишь неожиданным рывком, ночью, и лучше вообще просто выстрелить из-за угла… Шучу, конечно, никаких выстрелов, это ненадежно…
– Самый достоверный способ – отделение головы, – спокойно, словно обнародовала рецепт торта, заявила Даша, выглядывая из-за плеча Сыромятина. – Очень удобен в этом случае ятаган…
– Но для всего этого есть профессионалы! – попытался вмешаться Умар.
– Есть, – согласился с ним Сыромятин. – Они перед тобой…
– Идея интересная, – сказала Даша, когда я поведал о посетившей меня догадке, – хотя в топологии я всегда была слаба. Все эти листы Мебиуса и бутылки Клейна не для меня…
Мы оккупировали арсенал базы и, тщательно выбирая оружие, бродили по его многочисленным помещениям. Краусс и трое охранников объекта зачарованно следили за нашими движениями. Времени было в обрез, и потому мы без стеснения применяли свои специальные навыки. Со стороны это должно было выглядеть, как сумасшедшая беготня двух нервных пациентов по палатам соответствующей больницы. По часам прошло около минуты, а мы уже закончили выбор вооружения и спецсредств. Выйдя из арсенала, мы погрузили эти приобретения в машину и уселись в нее сами. Краусс настоял на своем участии в операции, хотя бы в качестве наблюдателя. Он забрался на заднее сиденье и молча уставился в боковое стекло. Ему было над чем задуматься…
– Андроидам это простительно, – продолжая начатую в хранилище беседу, сказал я и улыбнулся. – Когда мы выведем из логова закованного в «браслеты» чужака, ты сможешь спросить лично у него. Сто к одному, что я прав.
– Смешно спорить на деньги, имея совместный бюджет, – ответила Даша на мое замаскированное предложение заключить пари. – Но все-таки я не понимаю механизма того, как тебя посещают подобные озарения?
– Я думаю, – ответил я. – Это состояние тебе тоже незнакомо?
– Думать полезно, это я понимаю, – Даша кивнула, – но что ты при этом чувствуешь?
– Глубокое удовлетворение, – ответил я и пожал плечами. – Подобные ощущения я помню с детства. Просыпаясь утром, я вдруг понимал, что некоторые вещи, совершенно недоступные еще вчера, стали простыми и понятными. Это очень приятное чувство. В такие минуты мне казалось, что я вырос за ночь не меньше чем на миллиметр. Физически наверняка так оно и было, но меня интересовал именно процесс усвоения знаний, а не белков и углеводов. Я понимал, что становлюсь умнее, и радовался этому, как ребенок… Ну, то есть просто радовался… С тех пор я так и не нашел занятия лучшего, чем работа мозгами. Отчасти поэтому я согласился на обучение в разведшколе. Усваивать в девять раз больше информации, чем нормальный человек! Это было решающим аргументом в пользу предложенной Сыромятиным работы…
– И где он только тебя откопал, – Даша улыбнулась, – на мою голову…
– Там же, где и тебя, – ответил я, – в инфопотоке. Я периодически выбрасывал на свою страницу статейки о смысле жизни, а генерал их почитывал. Когда он убедился, что я созрел, мне пришла бумажная открытка с приглашением посетить нашу нынешнюю контору…
За бортом машины мелькали невысокие строения и окружавшие их многоэтажные сады. По старинному каменному мосту мы пересекли неширокий канал и остановились на перекрестке двух ничем не примечательных улиц. Я сверился с бортовым компьютером и удовлетворенно кивнул. До места оставалось ровно два квартала. Вставив в ухо динамик переговорного устройства, я приклеил к горлу волосок микрофона и покашлял.
– Слышу, – одновременно отозвались Даша и Краусс.
Сунув в ножны короткий абордажный меч и прицепив к поясу набор метательных стержней, я взвел пистолет и спрятал его в наплечную кобуру. За спиной пристроилась небольшая сумка с дополнительным оборудованием, которое могло и не пригодиться. Выбравшись из машины, я попрыгал и опустил на лицо маску. Снаряжение не гремело, а визуальная маскировка работала вполне сносно. С ее помощью я принял облик почти прозрачного, или, как выражался Сыромятин, кристально чистого гражданина. Костюмчик, так хитро преломляющий лучи видимого спектра, был сконструирован специально для нашего подразделения. Если надеть эту униформу на обычного воина, то задуманный конструкторами эффект можно было бы наблюдать лишь в сумерках или полной темноте. При дневном свете контуры человека-невидимки, складки одежды, а также оружие и тень на земле оставались прекрасно видны. Совсем другая картина складывалась, когда в костюмы облачались мы. Двигаясь во много раз быстрее, чем это воспринимал мозг большинства наблюдателей, мы компенсировали конструктивные недостатки обмундирования и практически растворялись в воздухе даже в полдень. Наши тени исчезали тоже.