— Мы говорили, — кивнул Нестор. — О поясах.
— От чего же, по-твоему, зависит цвет пояса?
— От ранга. Ну, или звания. Как это у нас называется?
— Ничего ты не понял, мой друг. Ровным счетом ничего. А еще учитель истории. Путать причины и следствия крайне непрофессионально. Когда Наг «смотрит душой», что он видит — только цвет?
— Он видит сущность вещи.
— Именно! — обрадованно воскликнул Кир. — Он видит сущность! Кто ж на корпоративных вечеринках будет скрывать свою сущность? Они — вечеринки — для того и нужны, чтобы каждый получил возможность быть тем, кем он есть на самом деле. Чтобы ничего не нужно было скрывать, потому что здесь все свои.
— Халаты нараспашку по той же причине?
— Абсолютно справедливо! Таков дресс-код. Или, лучше сказать, таково правило, неписанное и негласное. Запахнуть халат — все равно что прийти в головном уборе. Или того хуже — в маске. У нас же корпоратив, а не карнавал.
— Не Раджас, а нудистский пляж.
— Нагийский пляж, — рассмеялся Кир. — Ничего, привыкнешь. В зал пойдешь или пока тут посидим?
— Мне бы сегодня уйти пораньше, — попросил Нестор так, словно хотел «слинять» с последнего урока, как шаловливый и лукавый ученик.
— Зачем?
— Мои родители в гости вечером обещали заехать. Неудобно. Да и Нина будет злиться.
— О, не переживай! — Кир небрежно отмахнулся. — Раджас — солидная организация. Получишь на сегодня командировочный лист. Так что о мелочах можешь не думать. Мы, помнится, не договорили давеча?
«Ничего себе — мелочи», — хмуро подумал Нестор. Потом решил смириться — ответ за все грехи все равно будет один.
Разговор накануне он помнил. Его в тот раз интересовал вопрос, почему так часто Наги используют корень «наг». Наставник же начал тогда издалека. Что ж, пусть заканчивает свой семинар. Танцы — все равно не для Нестора.
— Помнишь, мы говорили о том, что человеческое мышление, в отличие от мышления Нага, — это мир глаза, все человеческие понятия выводятся из зрения, а вся логика — это воображаемый мир света, — начал Кир. — Кстати, музыка звучит на нашем увеселительном и одновременно рабочем мероприятии именно потому, что только музыка может вынести за скобки зрительные образы, на которых держится традиционная логика Взвеси.
— Раджас нелогичен?
— Некорректный вопрос. Каждой системе координат присуща своя логика, которая будет НЕ-логикой в иной системе координат. Миры трилоки — Саттва, Раджас, Тамас — нелогичны даже по отношению друг к другу. Что уж тут говорить о Взвеси? Ты же учил историю. Ты даже преподаешь историю. И потому можешь лучше меня привести множество примеров, когда мысли, слова и деяния в одну эпоху были приемлемы или даже являлись образцовыми, в другую же — были высмеяны или подвергались решительному порицанию. Отношение к торговле людьми, к формам жертвоприношения, к эталону женской красоты… Да мало ли? Так что даже в пределах самой Взвеси рождаются такие логические оксюмороны!
— Как это связано со словоупотреблением? Вопрос же был именно об этом.
— Напрямую! Человек видит окружающий мир, берет этот мир в плен зрительных образов, соотносит с образами определенные слова. Так рождается язык народа. И, как видим, этот язык сформирован окружающим миром, ландшафтом. Степной кочевник поет о степи, бедуин — о пустыне, суровый норманн — о скалистых фьордах. Знаешь сколько слов обозначают морской лед в языке юпик, у эскимосов Аляски? Около сотни. Чем важнее для народа тот или иной предмет, то или иное явление, тем больше синонимов, этот предмет или явление называющих. Конечно же, с оттенками значений. Каков ландшафт — особенности местности, природных условий, флоры, фауны и прочих взаимосвязанных факторов — таков язык; каков язык — такова культура; какова культура — таков народ.
— И такова его история.
— Совершенно верно! История языка — это история народов: их переселения, завоевания, ассимиляции, сецессии, — отражение всех этих процессов обязательно будут зафиксированы в языке. Чем более похожи языки народов, тем ближе эти народы, тем меньше между ними конфликтов. Потому как именно язык срабатывает в качестве транспондера «свой-чужой».
— Я бы поспорил, — скептически заметил Нестор. — История знает множество примеров междоусобной вражды.
— В каждой гражданской войне всегда можно найти иноземную руку. Это так же верно, как то, что мы сегодня напьемся, мой друг. Но мы говорили о людях. Говорили о том, что у каждого этноса свой дискурс. У нас, у Нагов, нет своего дискурса. Собственно, нас и этносом назвать нельзя. Нет общности территории, нет общности языка, нет общности культуры в ее человеческом понимании. Сущность Нага может проявится в представителе любого народа. Мы вне любого народа и одновременно глубоко в каждом из них.
— Сверхчеловеки?
— Откуда столько пошлости, мой друг? Набрались из голливудских шедевров в стиле примитивизма?
— Ну, я, скорее, о Ницше…
— Фридрих Ницше — весьма неординарный человек, может быть, даже — гений. Но его Полдень; bermenschа — это вовсе не культ одной расы Третьего Рейха и не культ лживых героев Голливуда. Конечно, нас можно назвать «надэтносом», но только в том смысле, что мы, будучи в каждом народе, не можем быть полностью автохтонными по отношению ни к одному из них. Мы — интерэтнос. А еще вернее — подэтнос, учитывая нашу метафорическую локализацию. И мы — не человеки. Вернее, не только человеки. Наги воплощаются во всех иллюзорных мирах Бытия, в том числе, и во Взвеси. На нас, на нашу культуру оказывают влияние все языки всех времен и всех народов. Но своего у нас нет. К чему улыбка, мой друг?
— Да вспомнил. Вычитал недавно. В одном детском романе.
— Что именно?
— Про мальчика-волшебника, который говорил на нашем языке. На языке, которого нет. Не помню, как там назван этот язык.
— Парселтанг. Он же серпентарго. Каково? Года два эта тема забавляла весь Раджас. Как называли людей, говорящих на парселтанге? Змееусты. Если быть точным, то получается — нагоусты.
Кир засмеялся так заразительно, что Нестор невольно проникся весельем Наставника.
— А мы, Наги, коль можем говорить с людьми, — людеусты! Или людоусты, — не унимался Кир. — А раз уста — это губы, то мы — людегубы! Ну, или людогубы.
Потом неожиданно спокойно продолжил:
— Даже профессиональные сообщества или неформальные группы имеют сленг, благодаря которому узнают друг друга. Математик всегда поймет математика, провизор — провизора, панк — панка, а рыбак — рыбака. Потому что у них есть общие культурные знаменатели. Вот и у нас, у Нагов всех стран и народов, есть свои культурные знаменатели. В нашем обиходе действительно много слов с корнем «наг». Вот только мы придаем этим словам несколько иное значение.
— НАГнуться — не ПРОГнуться, — вспомнил Нестор.