Голова пошла кругом от нереальности происходящего, словно угодил на страницы приключенческого романа, но я решил до поры до времени не обращать на это внимания и по полицейской привычке зацепился за противоречия.
— Но почему ты решила вернуться? — и сам же выдвинул предположение: — Новое письмо?
— Да, — затряслась она. — У меня нет выбора. Я должна вернуться. Но мне страшно. Знал бы ты только, Лео, как мне страшно…
Я знал. Все мои чувства обострились, и обуявший Лили ужас колючими волнами вламывался в сознание, привлекая и отталкивая одновременно.
— Все будет хорошо, — сказал я и неожиданно для себя самого обнял собеседницу за плечи. — Поверь мне. Просто поверь.
Лили повернула ко мне мокрое от слез лицо и почти беззвучно выдохнула:
— Ты обещаешь?
— Я никому не позволю причинить тебе вред, — уверенно ответил я, а потом притянул ее к себе и поцеловал.
Я сделал это, да…
Ответственность — как гири на ногах, как обрезанные крылья. Потерянные возможности в дистиллированном виде.
Именно так думал я под размеренный стук колес, глядя на безмятежно спящую Лилиану. Укрытая простыней, она размеренно дышала во сне, локоны черных волос рассыпались по белоснежной наволочке подушки.
Я лежал рядом, любовался изгибами девичьего тела, едва скрытыми тонкой тканью, и как последний дурак думал об ответственности.
Об ответственности, собственных обещаниях и о вещах куда более приятных, но которые и послужили причиной столь тягостных и несвоевременных раздумий.
Лили словно почувствовала мой взгляд, открыла глаза и улыбнулась.
— Доброе утро, Лео!
— Давно не виделись, красавица! — спрятал я за беспечной улыбкой обуревавшие меня сомнения.
Моя спутница сладко потянулась, изогнула спину, но сразу спохватилась и придержала почти соскользнувшую уже с груди простыню.
— Отвернись, пожалуйста, — смущенно попросила она, а когда я выполнил просьбу, встала с кровати и скрылась в отгороженном бумажной ширмой углу. — Сколько у нас времени на сборы? — поинтересовалась она уже оттуда.
Я снял с полки хронометр, повернул его циферблат к свету и сообщил:
— Если поезд идет по расписанию, то час с четвертью.
— Ужасная рань! — зевнула Лили и зашуршала оберточной бумагой.
С этим было не поспорить. Без четверти пять — совсем не то время, в которое я привык покидать постель. И совсем уж расхотелось вставать и одеваться, когда Лилиана вышла из-за ширмы в коротеньком полупрозрачном пеньюаре и завертелась перед зеркалом, любуясь собственным отражением.
— И подумать не могла, что поинтересуюсь твоим мнением, — тихонько хихикая, произнесла она, — но, как считаешь, мне идет?
— Безумно.
— В самом деле?
— У нас есть все шансы пропустить остановку.
— Перестань, Лео! Твои комплименты вгоняют меня в краску!
— Это не комплимент, а чистая правда! — ответил я, любуясь стройными девичьими ножками и всем остальным, насколько это позволял пеньюар.
— Тем более! — строго сказала Лилиана и отвернулась к зеркалу привести в порядок растрепавшиеся волосы.
Я прислонил подушку к изголовью кровати, сел и уперся в нее спиной.
— А может, нам и в самом деле пропустить остановку? — предложил, чувствуя, как замирает от испуга сердце.
— Лео, ты это серьезно? — оглянулась Лили. — И куда мы поедем?
— Куда угодно! Хотя бы и в Новый Свет! Я достаточно богат, чтобы не беспокоиться о деньгах.
Лилиана отложила гребень и присела на кровать. Некоторое время она молчала, собираясь с мыслями, тишину нарушал лишь размеренный стук колес, а потом она открыла рот, но я уже знал ответ. Талант сиятельного заранее подсказал его. Мой талант и чужой страх.
— Они найдут нас где угодно, — прошептала Лили. — Хоть в Новом Свете, хоть на Северном полюсе. От тугов не скрыться даже на дне морском.
— Я никому не позволю причинить тебе вред.
— Нет, Лео, — покачала головой она, — это я не позволю причинить тебе вред. Слишком много смертей на моей совести, еще одну я не переживу.
— Брось…
— Нет, послушай меня, Лео! Я усвоила урок. Я больше не стану рисковать жизнями других.
Сердце защемила острая боль, показалось даже, будто оно перестало биться, став слитком раскаленного металла, но наваждение быстро прошло, осталось лишь желание отыскать всех душителей Кали до единого и прилюдно четвертовать их, а то и попросту порвать на куски голыми руками.
Лили склонилась ко мне, поцеловала и спросила:
— Что беспокоит тебя, Лео? Только честно?
Я замялся, но отмалчиваться не стал, прочистил горло и буквально выдавил из себя:
— Ночью я был несколько неосторожен…
— Как так? — не поняла Лили.
— Ну, понимаешь…
Но ничего объяснять не пришлось, в бесцветно-светлых глазах девушки замелькали чертики.
— Несколько неосторожен? — с улыбкой повторила Лилиана и рассмеялась, враз позабыв обо всех своих страхах. — Лео! Ты был крайне неосторожен этой ночью, причем несколько раз кряду!
Я почувствовал, что заливаюсь краской.
— И что нам теперь делать? — спросил я, взяв себя в руки.
— Ничего, — поцеловала меня Лили. — Нам — ничего. Я большая девочка и сама обо всем позабочусь.
— У женщин — свои секреты? — пробурчал я, маскируя смущение.
— Именно, — подтвердила она и попыталась встать, но я обнял ее за талию и удержал на месте.
— Перестань, Лео! — возмутилась Лилиана. — Ты ведь не хочешь, чтобы нас застукал мой папа?
Я и в самом деле этого не хотел, поэтому отпустил Лили, откинул простыню и начал одеваться. Но теперь уже она сама стала меня отвлекать: ее ноготок заскользил по спине, повторяя силуэт пустого креста.
— Никогда ничего подобного не видела, — прошептала девушка.
— Должен же я хоть чем-то удивлять.
— Поверь, у тебя хватает достоинств и без татуировок.
Лили осторожно куснула меня за мочку уха, обняла и провела левой рукой по моей груди.
— Откуда это? — спросила она, осторожно прикасаясь к старым шрамам напротив сердца: одному — хирургически выверенному и второму — неровному и бугристому.
По спине у меня побежал холодок, но я сохранил присутствие духа и улыбнулся.
— Дела давно минувших дней.
Потом попытался обнять Лилиану, но та быстро отстранилась и отправилась за ширму одеваться. Я привел себя в порядок первым и сходил в буфет за чаем. А потом мы сидели за раскладным столиком у окна и любовались горными пейзажами. Обрывами и крутыми склонами, расцвеченными лучами восходящего солнца. Причудливыми скалами и горными ручьями. Ярчайшей синевой неба и зеленью лесов. А я — еще и своей спутницей.