Я доел первую ромовую бабу, промокнул губы салфеткой и спокойно сказал:
— От рождения недоверчив.
— Надо работать над собой, — посоветовал сыщик. — Тебя вызвали в полицию, так? Хочешь остаться на свободе, делай, как я скажу. — И он взял с тарелки последнюю булку.
Захотелось ухватить блюдо и со всего маху двинуть им по наглой физиономии прохвоста, едва сдержался. Но скажу откровенно — сдержался лишь из-за воспоминания о невероятной реакции собеседника.
— Опять! — с отвращением протянул я, откидываясь на спинку стула и снова переходя на «вы». — Вы о проникновении в дом Максвелла? Ничего из этого не выйдет.
— Нет, — с ослепительной улыбкой ответил Томас Смит. — Насчет дома Максвелла у нас уговор, а я всегда держу слово. Речь об убийстве. Насколько мне известно, вас собираются задержать до выяснения всех обстоятельств дела.
— Что за убийство? — встревожился я, но сразу отмахнулся: — Нет, к черту! Не хочу знать! Это вы устроили?
— Да перестань! Не делай из меня монстра! — возмутился сыщик. — Я просто могу поручиться за тебя или дать всему идти своим чередом. Все зависит от твоей готовности сотрудничать.
— Кто убит?
— Ты согласен стать моими ушами и глазами?
Я некоторое время обдумывал возможные варианты, потом раздраженно поинтересовался:
— Как я попаду на закрытый прием?
— Ты знаком с маркизом Монтегю. Придумай что-нибудь. Это в твоих интересах.
— Хорошо. Кто убит?
Сыщик достал из кармана блокнот и карандаш, протянул мне и потребовал:
— Пиши согласие стать моим добровольным помощником.
Я рассмеялся:
— Зачем? Этой писульке — грош цена!
Томас Смит поморщился:
— Лев! Я намереваюсь поручиться за тебя перед начальником полиции. Мне нужны основания для этого. Расписка подойдет.
Я взял карандаш, начал писать согласие и спросил:
— Кто убит?
— Какой-то индус, — пожал плечами сыщик. — Говорят, ты разыскивал его. Не просветишь, зачем?
— Индус? — постарался я скрыть охватившую меня дрожь. — Если это тот, о ком я думаю, то он подпоил меня в варьете.
— Нашел его?
— А ему проломили череп или свернули шею?
— Нет, задушили.
Я толчком переправил блокнот на другой край стола.
— Вот ты и ответил на свой вопрос.
Томас прикоснулся к шишке на лбу и болезненно поморщился.
— Ответил, да, — хмыкнул он, поднялся из-за стола и зашел в кафе расплатиться. Вскоре вернулся обратно и зашагал к самоходной коляске. — Поспешим, Лев! У нас чрезвычайно много дел! Договорим по дороге.
Я уселся рядом с ним и спросил:
— Чего ты хочешь от меня?
— Обшарь в амфитеатре каждый уголок. Отыщи хоть какую-то зацепку. Оружие, взрывчатку, что угодно. И выше нос, в конце концов, речь идет о жизни наследницы престола!
— Зачем ты носишь линзы? — задал я бестактный вопрос и с некоторым мстительным удовлетворением увидел, как изменился в лице собеседник. И страх. Я определенно почувствовал его страх.
— Зачем?
— Да, зачем? В конспирации больше нет никакой надобности.
Томас Смит ничего не ответил и вывернул на оживленный бульвар. Самоходная коляска затряслась на брусчатке, и стало не до разговоров. Я уж было решил, что всерьез наступил на больную мозоль и ответа не дождусь, но оказался не прав.
— Ты знаешь, что такое быть сиятельным в Новом Свете? — поинтересовался вдруг сыщик.
— А какая разница, где быть сиятельным? — не понял я.
— Если ты богат, разницы никакой, перед тобой открыты все двери. Но если не можешь похвастаться состоянием с шестью нулями, то участь твоя незавидна. Это как быть цветным. Нет, даже хуже. В гетто цветные чувствуют себя среди своих. Сиятельные — чужие везде. Мы рудимент уходящей эпохи, напоминание о прошлом. В мире пара и электричества нам места нет.
— Никогда не слышал ни о чем подобном, — признал я.
— В Новом Свете мы строим идеальное общество, общество будущего, но зачастую оно куда более нетерпимое, нежели старушка Европа. Многие всерьез полагают власть императрицы обузой, сам Эдисон из таких. Они не понимают, что торопиться нельзя, что движение вперед должно быть поступательным, а революции пожирают своих родителей. Прогресс заставляет бежать время быстрее, и глупцы спешат жить, вместо того чтобы продумать стратегию и двигаться по единожды утвержденному плану.
Я искоса взглянул на собеседника и решил от дальнейших расспросов воздержаться.
Полицейское управление располагалось в небольшом двухэтажном особняке неподалеку от центра. С одной стороны к нему примыкал каретный сарай, с другой — мрачный барак с камерами предварительного заключения. В подвале находился морг, и, не знаю, как другие, а я сразу уловил запах формальдегида. Хорошо хоть мертвечиной не пахло.
Томас Смит сопроводил меня в кабинет к детективу, а когда тот предложил присесть, выходить не стал и остался стоять за спиной. Полицейский в мятой сорочке и с револьвером в наплечной кобуре взглянул на него с нескрываемым раздражением, но сдержался и протянул уже отпечатанные на пишущей машинке показания о событиях вчерашнего дня.
— Ознакомьтесь и распишитесь, — потребовал он.
Я внимательно изучил краткую выжимку из своих показаний, макнул ручку со стальным пером в медную чернильницу и поставил подпись.
— А теперь, — облокотился детектив локтями на стол, — расскажите, с какой целью вы разыскивали некоего Акшая Рошана. У нас есть показания, что человек, подходящий под ваше описание, интересовался им на работе и по последнему месту жительства.
— Рошан? — переспросил я и прищелкнул пальцами. — Бармен в…
— «Трех лилиях», — подсказал полицейский.
— Точно! Он мне какой-то дряни в лимонад подмешал, опоить хотел. Спросите у владельца заведения, на него уже поступали жалобы.
— И что вы сделали?
— Собирался объяснить ему, что так поступать нехорошо, но он уволился с работы и съехал из доходного дома, прежде чем я занялся его поисками.
— У вас есть алиби на момент его смерти?
— Так он умер?
— Так есть или нет?
— Наверняка! — легкомысленно всплеснул я руками. — Только скажите, какое время вас интересует. Я не присутствовал при смерти этого господина и не знаю, когда именно это случилось.
Детектив вздохнул и перевел взгляд на частного сыщика, который, располагая письмом из министерства по делам колоний, чувствовал себя хозяином положения и не скрывал этого.