Задерживать дыхание я не пытался. Без толку, не поможет. Просто старался дышать неглубоко и редко, но и так тело вскоре наполнилось невероятной легкостью, в голове зашумело, перед глазами замелькали светящиеся точки. А потом начал свое выступление Альберт Брандт.
— Беги! — разрезал тишину комнаты его обволакивающий голос. — Крылья ночи за спиной!
Передача звука по проводам ослабила силу таланта декламатора, но наркотическое опьянение помешало справиться с наваждением. Динамик на стене превратился в черное пятно, оно заколыхалось и начало закручиваться в бездонную воронку.
— Беги! — вновь выкрикнул поэт. — Меч судьбы над головой!
Я так и сделал. Рванулся изо всех сил, но тело больше не повиновалось. Я надеялся прочистить сознание болью электрических разрядов, а на деле даже пошевелиться не смог.
— Беги! Не свернуть тебе с пути!
Пространство деформировалось и плыло. Фрески Кали на стенах и танцевавшая на экране Лилиана слились в единую фигуру, она протянула мне руку и вслед за собой потянула в бездонную воронку.
«Беги!» — услышал я напоследок, а потом меня поглотила тьма.
В следующий миг я уже парил над амфитеатром, голос поэта доносился будто через толщу воды, и хоть расслышать удавалось каждое слово, смысл ускользал от меня. Витавшая в воздухе отрава раскрепостила сознание людей, и поэма Брандта стала тем катализатором, что запустил в умах необратимую метафизическую реакцию. Сейчас даже законченные механисты грезили о пришествии Кали, и это всеобщее помутнение разжигало веру Лилианы в собственную избранность.
Лили словно стала больше, ее фигура сделалась полупрозрачной, а за спиной мелькали тени, которые то и дело складывались в очертания дополнительной пары рук. Но и внимания сиятельной публики, и собственного таланта Лилиане все же недоставало, чтобы стать воплощением богини. Для этого требовалось нечто больше.
Сила. Много силы.
И эту силу мог дать я.
Заточенный в подземелье падший понемногу превозмогал слабеющие электромагнитные поля, и до меня доносилось леденящее жжение его потусторонней сущности. Эманации тьмы налетали призрачными вихрями, в клочья рвали отстраненную созерцательность, впивались костяными гарпунами страха.
Да, страха было хоть отбавляй. Страху подвержены все: и люди, и демоны. Страх — неизменный спутник любого разумного существа, а падший панически боялся упустить свой шанс и остаться в плену бездушных механизмов.
Мой талант словно взбесился, сознание раздвоилось, одна его часть витала над амфитеатром, другая тонула в накатывающей волне потусторонней силы.
Адриано Тачини уже не сидел на стуле. Он суетливо вышагивал из угла в угол и беспрестанно посматривал на часы. Архитектор был сиятельным и в полной мере ощущал присутствие инфернального существа. Падший выпрастывал из подвала свою сочившуюся потусторонней энергией сущность и понемногу изменял пространство вокруг себя. Замигала лампочка под потолком, задрожал пол. Созданная Максвеллом защита не справлялась, и демон возвращался в наш мир, цепляясь за реальность и перебарывая железной волей помехи генераторов.
«Он убьет тебя, идиот!» — заколотилось в голове запоздалое озарение, а в следующий миг фрески Кали окончательно слились в единое целое с образом Лилианы, и тот вспыхнул невыносимым сиянием сверхновой звезды.
Заполонившая подземелье энергия демона хлынула в прожженную гипнотическим воздействием дыру в моей душе, я не смог бы сопротивляться, даже если бы захотел. Любой сиятельный несет в себе крупицу потустороннего, а подобное всегда тянется к подобному. Сознание закрутил убийственный ураган чужой силы и чуждых людям эмоций, яростного гнева и жгучих обид. Через ослабевшие электромагнитные поля пока прорывалась лишь чистая энергия, но и она оказалась невероятно сложна для восприятия человеком, пусть и сиятельным.
«Лили ведь даже не умрет! — мелькнула в голове подленькая мыслишка. — Просто перейдет в иную форму существования! И ты не любишь ее, а она — тебя. Вы слишком разные! Это все фокусы гипнотизера…»
«Любовь»? — слово это своей неуместностью на миг разогнало заполнивший голову туман и помогло принять решение. Энергия выплеснулась наружу, как хлещет вино через дырку в старых мехах; мне оставалось лишь слегка направлять ее и не давать захлестнуть себя с головой.
Видение танцующей в амфитеатре Лилианы сменилось кислотными кляксами наркотического бреда, и чем дальше, тем больше эти сюрреалистичные видения затягивала тьма. Какое-то время продолжал хрипеть в динамике голос Альберта, а потом не стало слышно и его…
Когда я очнулся, все уже закончилось.
Очнулся — это хорошо. Но надолго ли? Решетки никуда не делись, а стоило только прикоснуться к железным прутьям, тело пронзил электрический разряд.
Динамик молчал, подвал заполнял размеренный гул вентилятора, это работала вытяжка. Адриано Тачини выставил в коридор баллон с наркотическим составом, потом вернулся и стянул с лица дыхательную маску.
— Раз мы еще живы, полагаю, все получилось лучшим образом! — нервно рассмеялся он, выковыряв из ушей восковые пробки. — Лев, я вам искренне благодарен, но будем откровенны — столь неудобный свидетель мне не нужен. К тому же вы точно затаите зло…
Я нисколько не удивился, когда в руке архитектора возник карманный револьвер. Пули в каморах барабана блестели полированным серебром.
— Гореть тебе в аду! — выдохнул я, сплюнув на пол кровавую слюну.
— Все там будем, — не принял близко к сердцу мое пожелание Адриано и взвел курок.
Архитектор уже вытянул руку с оружием, когда за спиной у него распахнулась дверь и через порог шагнула Белинда Тачини с растрепанными в чарующем беспорядке кудрями черных волос.
— Дорогая, что ты здесь делаешь? — обернулся к ней встревоженный Адриано.
— Ищу тебя, дорогой, — волнующим грудным голосом ответила Белинда и подступила к мужу. Поцеловала, забрала револьвер и резким движением свободной руки распорола архитектору живот.
Зажав ладонями страшную рану, Адриано со стоном повалился на стул.
— Что… — прохрипел он, с ужасом глядя, как Белинда вытирает окровавленные когти о подол платья.
Впрочем — не Белинда. Внешность женщины неуловимым образом изменилась, она стала ниже, классический профиль лица сменился милой округлостью, а полные губы сделались узкими и бескровными. Волосы цвета воронова крыла загорелись рыжим огнем. Лишь черные глаза остались прежними, в них клубилась беспредельная тьма.
— Как?.. — хрипло выдохнул Адриано, попытался встать, но не смог и сполз со стула на пол.
Суккуб ничего не ответила, а когда в комнату вошла настоящая Белинда, с обворожительной улыбкой вложила ей в руку револьвер.
— Нет! — прорычал архитектор, но жена его словно не услышала.
Она без колебаний уперла короткий ствол себе под челюсть и спустила курок. Хлопнуло, простенок за спиной женщины окрасился кровью, на пол упало безжизненное тело.