– До утра нельзя, слишком опасно. С рассветом за нами придёт экипаж и отвезёт на Тощие холмы. Если промедлим, нам просто не дадут выбраться из города живыми.
Слава святым мученикам и их команде, что Ян Дорченский прикорнул и не услышал эту удручающую фразу, а иначе душераздирающим криком дело бы тут не окончилось.
Унд минуту смотрел на предводительницу, а потом тяжело вздохнул и, опустив голову, поинтересовался:
– Морские безумцы! Ульга, прошу тебя, ответить, во что ты нас всех втянула?
Но ответа не последовало. Ульга была не в силах произнести ни слова. Пыталась, но они застревали где-то внутри, превращаясь в обычные всхлипывания. Внезапно, по её щекам заструились извилистые нити слез.
– Что с тобой? – спросил унд и сам испугался собственного голоса, таким тихим и слабым он не был никогда. – Скажи, чем я… мы можем тебе помочь?
Ульга всегда была для них смелой, задиристой и даже немного сумасшедшей предводительницей. Жили в одном районе-отсеке, питались и играли вместе, даже за пакости отвечали все за одного. И что бы ни произошло, она была с ними наравне: когда забирались на крышу или прыгали со жгута в море. Даже подраться с соседскими мальчишками ей было раз плюнуть. А тут такое… Слезы. Отчаянье. Впервые в жизни. Вот унд и растерялся как последний полукровка.
Неудобная ситуация, когда девушка плачет, а парень просто не знает, чем её утешить. Но к счастью, продолжалось это недолго. Ульга взяла себя в руки, вытерла слезы, поправила короткую прядь рыжих волос, и внимательно посмотрела на друга.
– Ответь, ты доверяешь мне?
– Само собой. Разумеется, – дрогнувшим голосом ответил Крутс.
– Хорошо. – Она ещё раз проверила причёску. – Предположим, я попала в скверную историю. Вернее, в настоящую беду.
– В беду? Хорошо, предположим, – унд нахмурился и надул щеки. – Ульга, прекрати! Я знаю тебя много лет. Хватит юлить! У нас никогда не было друг от дружки секретов. Говори, как оно есть.
– Ну хорошо – действительно попала в беду, – согласилась она. – В очень серьёзную. Только не спрашивай меня, что случилось? Все равно не смогу тебе рассказать.
– И эта самая «беда»… она связана с этим человеком? – мало что понимая в сбивчивой речи подруги, попытался догадаться унд.
Ульга посмотрела на закрытую дверь, за которой отдыхал бывший узник, и с надеждой в голосе сказала:
– Нет, этот человек – совсем другое. Он моё спасение. Нечто вроде выкупа.
– О святые мученики! И что нам со всем этим делать? – с неким возмущением спросил Крутс. – Или ты считаешь нормальным вот так вот, ничего не объяснив, подвергать наши с Яном жизни опасности? Просто назвав это красивым словом «приключение». Прости, но, по-моему, ты заигралась, предводительница.
Часы нервно отсчитывали спешащие к рассвету секунды, а девушка все молчала. Возможно, собиралась с силами, а может быть, просто пыталась подобрать нужные слова. Какая, собственно, разница, главное – унд был прав по всем статьям, и её просчет потянул за собой, словно магнит, целую кучу серьёзных проблем. И теперь опасность грозила не только ей, но и её верным друзьям.
А что дальше? Продолжать опасную игру в кошки-крыски? Или во всем признаться Крутсу, и тем самым окончательно похоронить свои надежды на спасение? Да и при чём тут спасение… Если охотники нападут на след, они не остановятся ни перед чем. И тогда даже унд, с его феноменальной изворотливостью, не сможет избежать их цепких лап.
– Хорошо, я расскажу, но только самое основное. И ни слова больше. А дальше поступай как знаешь, – наконец, выдавила из себя девушка.
Крутс напрягся, положил лапы на колени, будто примерный ученик, и коротко кивнул в знак готовности.
– В общем, предположим, что я совершила ошибку. Ну совсем незазорную, такую малюсенькую ошибочку, которая повлекла за собой череду больших неприятностей, – начала Ульга, а потом остановилась, перевела дыхание и продолжила: – Я думала, что все обойдётся и никто не узнает об этом. Но я проявила легкомысленность. И меня поставили перед сложным выбором, или я… Короче, существует определённая расплата – я притаскиваю этого человека в один из городов Подземья, а мне даруют прощение. Вот, собственно, в двух словах все…
Унд минуту молчал, а затем осторожно спросил:
– А кто конкретно дарует тебе прощение, скажи, пожалуйста?
– Да какая разница, – легко отмахнулась Ульга, напряжение разговора улетучилось само собой. Впрочем, радовалась она слишком рано, ведь основная часть беседы оставалась впереди, жаля своими ядовитыми вопросами.
– Постой, постой, – всполошился Крутс, – Тебе не удастся так просто уйти от ответа. Говори, кто предложил помощь? Кто помог сбежать из округа Дым-Туман? Кто прислал кучера и снял эту квартиру? Отвечай! – не на шутку разозлившись, как любой полукровка, унд мгновенно вышел из себя и крепко схватил Ульгу за руку.
– Отпусти! Слышишь?! – рявкнула она. – И прекрати орать, а то разбудишь…
– Кто?! – громогласный голос превратился в посвистывающий шёпот. Жабры на шеи унда раздулись, сделав его лицо похожим на созревший гриб-шар.
– Кому говорю, хватит, – чувствуя, что гнев приятеля спадает, Ульга аккуратно высвободила руку и, желая окончательно успокоить разбушевавшегося полукровку, все-таки выдала часть информации: – Это был нечеловек.
– Так вот, значит, как! Как я сразу не догадался что здесь замешен ихтиан… Стало быть, Анук решил протянуть мне спасительную соломинку…
Взгляд Крутса удивлённо застыл на месте – в проёме комнаты стоял высокий, измученный худобой человек. Старый, потрепанный жизнью узник. Впрочем, если бы не седые волосы и множество глубоких морщин, он мог спокойно скинуть с плеч лет эдак десять, не меньше.
Усталый взгляд пробежал по присутствующим, немного задержался на девушке, а потом устремился к заколоченному окну.
– Сейчас день или ночь? – делая паузы между словами, спросил Кимпл.
– Ночь, – коротко ответила Ульга. И тут же добавила: – Но с третьего этажа открывается замечательный вид над Подвесные сады и Хромую дорогу к морю. Ой, смотрите, отсюда даже Айсберговую крепость видно.
– Молодой человек, вы не могли бы мне помочь? – На этот раз узник обратился к унду.
– Безусловно. – Крутс растеряно подорвался с места, заставив стол пошевелиться и разбудить свернувшегося на плетёном креслице Дорченского.
– Я что-то пропустил? – сонно поинтересовался изобретатель. Но ему никто не ответил.
* * *
За последним доходным домом из красного кирпича с вывеской на двух кованных крюках располагался старый почтовый дилижанс. Он давно сошёл с колеи. Так давно, что проржавевшие бока на целый дюйм вросли в землю. Это произошло в тот самый день, когда повозка потеряла свои «неутомимые ноги». Конечно же, речь идёт о колёсах, но у возниц есть свой закон, свои привычки, своя отличная от простого горожанина жизнь. И в этой самой жизни их вечно дребезжащие и скрипучие повозки имеют имена, желания, а иногда и собственный голос. Достаточно только спросить, и в промежутке между тряской ты сможешь услышать у себя в голове вкрадчивый шёпот. Вот и в тот день, когда извозчик не послушал Почтового Эла, случилась беда. Хотя тот пытался его предупредить, и в голове возницы даже раздалось осторожное предостережение.