К счастью, вокруг здания было открытое пространство: огромный стадион у подножия холма и выпас для мелкой сельской скотины. Мусульманский батальон, прорвавший на рассвете линию фронта и атаковавший Липчанску, укрывался в садах и постройках, не решаясь приблизиться к школе. Если бы не необходимость экономить патроны, да и стволов побольше, врага давно оттеснили еще дальше. А так приходилось стрелять только лишь, если появлялся шанс поразить цель или просто, напомнить о себе. В начале боя пятиминутное молчание защитников спровоцировало врага на атаку. Правда, закончилась она для «духов» печально: с десяток трупов и раненых враг даже не рискнул вытащить с поля боя…
Так же осторожно Том присел. В эту минуту здание вздрогнуло от взрыва. Гранатомет? — Подумал он. — Нет, посерьезней.
От толчка с полки школьного шкафа что-то упало и покатилось ему в ноги, как футбольный мяч. Том обернулся. Ничего же себе, глобус. Глобус медленно переворачивался рядом с ним, потом замер. На Павла Томакова глядел язык Балтийского моря — Финский залив и город, в самой узкой его, конечной части. Тот самый город, откуда он прибыл на Балканы. Чтобы, как скорее всего должно случиться, погибнуть в стенах этой самой трехэтажной школы, поселка Липчанска.
И Том — он же Паша Томаков, и Тим — он же Петр Тимофеев, а так же их школьный друг Фоменко — Фома, оказались в Боснии совсем недавно. Все в один сезон ушли в армию, вернулись и узнали, что дома делать нечего. Нет, конечно, какую-нибудь работенку найти можно. Но на душе хреново, когда ты выходишь вечером из метро и плетешься домой с бутылкой «адмиралтейского» пива, а навстречу тебе катит на «бомбе» твой одноклассник Мишаня Кривун, откупившийся от армии за тысячу баксов и за два года сделавший неплохую бандитскую карьеру. Конечно, он остановится, вяло пожмет руку, угостит сигарой, которые курит исключительно понтов ради. Предложит как-нибудь встретиться, поговорить о старых школьных временах, а заодно немножко подработать. Но будешь ты у этого Мишани ходить в шестерках. А потом сядешь, как другой одноклассник — Костян. Или, уйдешь в мир иной, вроде Сереги из параллельного класса, который сопровождал того же Мишаню на разборку, закончившуюся стрельбой. Как там было у профессора Лебединского?
— «Он упал, как подкошенный ветром тростник
Возле двери «поджеры» дырявой.
Не его в том вина — так уж карта легла,
Ведь он не был по жизни разявой».
Р-р-романтика, чтоб ее…
Ребята пили пиво полтора месяца, пока не обнаружили в «Рекламе-шанс» короткое объявление: «Требуются мужчины».
— То ли, в менты зовут, то ли в трахальщики, — хмыкнул Тим, — надо сходить.
В маленькой комнатушке обычной питерской коммуналки, их встретил невысокий усатый парень, в камуфляже. Он расспросил друзей о том, где они служили, устроил каждому короткий теоретический экзамен, желая убедиться, сколько раз после присяги они брали в руки автомат и с каким оружием еще знакомы. Потом объяснил, где и с кем придется воевать. Заявил, что заграничные паспорта будут готовы за неделю, к этому времени уже будут проставлены транзитные румынские и болгарские визы. Ежемесячная зарплата полагалась небольшая, но в валюте. Согласие следовало дать к следующему утру. Ребята пошли в ближайшую пивную, где уже появилось новшество для тогдашнего Питера — разливное пиво. Решение было принято за один час…
Пару месяцев спустя после первого боя, Том понял, почему сербы так ценят русских добровольцев. Бывших десантников или морпехов среди них было не так и много, а иногда даже попадались ребята, не служившие вообще. Но у русских было одно незаменимое качество. Сербы, призванные из соседних деревень и городков, норовили заглянуть домой пару раз в неделю и, как подметил Том, это часто происходило незадолго до осложнения боевой обстановки. Русским же деваться было некуда. Поэтому они периодически оказывались в самом пекле. Если атака, то впереди, а если в наступление перешли «духи», то именно в том месте, где вражеский удар особенно мощен. Но домой не хотелось. Почти ежедневная военная работа стала привычной. Поэтому все трое и оказались в этот день на третьем этаже селения Липчанска…
Еще один близкий удар сотряс дом, ощутимо пахнуло горелым. Глобус вздрогнул, перевернулся и на месте Питера оказался Владивосток. Павел пару секунд глядел на этот предмет, будто бы забыв, как здесь, среди смерти оказался учебный экспонат. Потом появилась идея. Том обернулся к одному из сербских ополченцев, все еще взиравшему на уже очухавшегося Тима, как будто бы это могло ему принести пользу.
— Дай кепку.
Удивленный серб снял с головы большое кепи с длинным козырьком и протянул Тому. Тот подкрался к шкафу, обнаружил на нижней, не задетой полке флакон с тушью и вымазал ей половину глобуса, потом, напялил на глобус кепку. После этого обратился к Тиму.
— Как скажу — ставь на подоконник. Осторожно.
Тим медленно поднял глобус и аккуратным движением водрузил его на вражеское обозрение. «Интересно, «духи» с такого расстояния решат ли, что это чья-то башка в маске»? — мельком подумал Том. При этом он аккуратно встал, укрываясь между мешками.
Удивление неприятеля продолжалось несколько секунд. Потом глобус разнесло на части, а простреленная кепка полетела вниз. За эти секунды Том успел высмотреть среди кустов шиповника, одного из врагов, который настолько вошел в боевой азарт, что почти приподнялся и палил без перерыва. Босниец уже опускал автомат, чтобы присесть в прежнее укрытие, когда прицелившийся Том плавно нажал спусковой крючок.
Он не стал даже смотреть, попал или нет, чтобы не тратить лишнюю секунду. На оба мешка с песком обрушился шквал огня, хотя враг понимал, насколько это бессмысленно. Видимо, пуля мимо не прошла.
— Фома, ничего с базы не слышно? — Осведомился Том, высовываясь в коридор, где колдовал над рацией Фоменко.
— Обещают к вечеру помочь. Даже два танка подойдут. Но нам без разницы. Все х…во, Паша.
Том удивленно взглянул на него. Фоменко молча указал на дверь в класс, откуда валил едкий дым. Павел подобрался к двери.
Вместо окна в помещении зияла огромная дыра. Дымилась куча паркета. А посередине села прекрасно просматривался виновник разрушения: зенитное орудие, установленное на платформе большого грузовика. Хобот орудия, прикрытого стальным щитом, медленно двигался.
* * *
— Ну, что, апостолы, счастливо добраться домой, — провожающий по очереди обнял Тима и Тома, — передавайте от меня привет Питеру, выпейте за мое здоровье… Но только не в самолете, — поспешно добавил он, заметив, с каким усердием закивали отъезжающие, — все. Счастливо.
— Счастливо, Фома, будь здоров, — Тим и Том подхватив свои сумки, направились на посадку. А их товарищ, также быстро повернувшись, зашагал к выходу из аэропорта.
Выйдя на улицу, он отмахнулся от пары подскочивших частных извозчиков, закурил и, уже не торопясь, двинулся вдоль аэропортовской стены. Шагов через двадцать Фома поравнялся с сидящим на корточках смуглым человеком неопределенного возраста, одетым в засаленный пиджак, такие же видавшие виды брюки и в застегнутую на все пуговицы клетчатую рубашку. Никаких эмоций этот абориген не вызывал — мало ли народа крутится возле аэропорта или нежится здесь под теплым солнышком, ожидая очередного рейсового автобуса?