Мы подошли ближе. Цыпа сидела на подстилке из клочков бумаги в клетке, очевидно, предназначенной для крольчонка или хомячка. Тихо сидела и ворковала без всякого повода. Этакий маленький желтый пушистый комочек с крохотным клювиком и тоненькими ножками. Если бы не тихое воркование, можно было бы подумать, что это чучело птицы, любимая игрушка какой-нибудь благонравной девочки. Но курочка действительно была просто восхитительная – ради справедливости об этом я умолчать не могу.
– Возьми ее на руки, – скомандовала Каролина, со знанием дела открывая дверцу и вынимая Цыпу из клетки. Она передала цыпленка мне, я даже возразить не успел. Я вдруг почувствовал, как маленькие ножки с острыми коготками стали переступать по моей руке… а потом восхитительный цыпленочек открыл клювик и укусил меня за большой палец.
– Иисусе! – вскричал я от неожиданности.
Каролина захихикала, и в комнату влетела Абигейл с воплем:
– Цыпа, девочка моя милая!
Она забрала у меня цыпленка. Сестренки вернули Цыпу в клетку, а Абигейл даже успела при этом чмокнуть ее в желтенькую головку. Мы же пошли на кухню полюбоваться тортом за сто пятьдесят долларов, и по дороге я поинтересовался:
– Э-э, и долго Цыпа здесь пробудет?
– Мама сказала, что побудет, наверное, какое-то время, – ответила Абигейл после устрашающе долгой паузы, а потом улыбнулась, и мне показалось, что улыбка ее не лишена некоторого злорадства.
* * *
Трудно определить точно понятие «какое-то время», но в семействе Бендок оно, вероятно, означает не меньше двух недель. Однако и две недели спустя Цыпа чувствовала себя у Пэм как дома. Курица справила новоселье: исчезла прежняя маленькая клеточка на столике у стены, ее заменила собачья корзина, разместившаяся прямо посреди гостиной, что позволяло курочке бродить буквально повсюду. Я не стал бы утверждать, что это была уже курица на свободном выгуле, но дело явно шло к тому.
Пэм выстлала корзину мягкой соломой и вставила внутрь палку, которая могла служить насестом для Цыпы. На этот насест она водрузила пушистого игрушечного цыпленка, и Цыпа проводила почти все время, прижимаясь к нему. Может, курица думала, что это настоящий цыпленок. Может, она была не слишком умная. А может, ей было все равно. В корзину поставили маленькие чашечки с кормом и водой, и жизнь закипела. Эта курица носилась туда-сюда и ворковала. Спала крепко и всласть. И наслаждалась каждой минутой своей молодой жизни.
Особенно она ценила внимание, которое щедро уделяли ей обе девочки. Они то и дело вынимали цыпленка из корзины, баюкали на руках, садились на диван, расстилали полотенце, сами усаживались по краям, а в центре ставили Цыпу. Так они смотрели по телевизору «АйКарли» и «Волшебников из Вейверли Плэйс». При этом девочки разговаривали с цыпленком, подкармливали его маленькими порциями овсяных хлопьев, поглаживали мягкие пушистые перышки. Цыпа в ответ одобрительно ворковала.
Расплачиваться за ее благополучие пришлось мне. Особенно это стало заметно в мае, на выходных, когда Пэм отвезла дочек к их отцу. Я мечтал о том, что мы с ней сделаем короткую вылазку в Мэн, пообедаем в моем любимом ресторане в Портленде, прогуляемся с собаками по великолепному пляжу у скал Гус-Рокс. Или Пэм хотя бы приедет в Бостон, как почти всегда на выходные. Тогда мы могли бы часами гулять с собаками по городу, делая время от времени остановки, чтобы перекусить в ресторанчиках, которых в Саут-Энде хватает.
– Не получится, – сказала Пэм, когда в четверг вечером мы говорили по телефону.
– То есть? – Я испытал шок в буквальном смысле.
– Цыпа, – объяснила она одним словом.
Цыпа.
– А бывают няньки, которые ухаживают за курами? – задал я вопрос. Потом я выясню, что да, существуют такие, и стоят их услуги очень дорого. Однако пока пришлось удовлетвориться аргументацией Пэм:
– Мне не хочется оставлять ее. Она только-только начала привыкать к своей корзине, да и вообще. Ты же можешь приехать ко мне. Возьмем пиццу и будем смотреть по телевизору бейсбол.
Что ж, так я и поступил – мы поступили. А утром в субботу я проснулся на заре от того, что из гостиной Пэм доносилось какое-то исключительно злобное кудахтанье.
– Боже, что там творится? – спросил я, еще не очнувшись толком ото сна.
– Это Цыпа, – ответила Пэм, счастливо улыбаясь, хотя порядочные люди в такое время еще крепко спят. Потом не удержалась и добавила: – Ты посмотри, какая она жизнерадостная! Ей здесь так нравится!
Немного позже, когда я с собаками вернулся с прогулки, Пэм сидела за столом на кухне и читала газету, а Цыпа крепко спала, уютно устроившись у нее на коленях. Я накормил собак (потихоньку, как попросила Пэм, чтобы не будить птичку) и присел к столу рядом с ней. Наконец-то я собрал все свое мужество и задал вопрос, который неотступно мучил меня уже несколько недель:
– И что ты собираешься дальше делать с этой Цыпой?
Я был в полной уверенности (по крайней мере, твердо надеялся), что она должна что-нибудь предпринять. Ну, никто ведь не держит кур в качестве комнатных животных – во всяком случае, так я тогда считал. Это уже позднее я начитался литературы по данному вопросу и выяснил, что на самом деле довольно многие держат кур именно в таком качестве. Но тогда я еще мог поспорить, настаивая на том, что держать курицу в доме несправедливо прежде всего по отношению к самой курице. Как она может жить полнокровной куриной жизнью, если сидит в клетке в гостиной и ждет очередной серии мультика, который каждый вечер смотрит с двумя девочками?
Да я и не предполагал, что придется доказывать это женщине, у которой полно хлопот по дому и по горло дел в собственной ветклинике. Мало того, эта женщина собирается вот-вот переехать в новый дом вместе с немного неуживчивым, но в общем-то вполне симпатичным парнем. А курица в эту картину просто не вписывается. О чем тут спорить?
С другой стороны, я знал Пэм, знал ее детишек со всей их неисчерпаемой любовью к животным, не ограничивающейся какими-то отдельными видами. Они любили кроликов – и держали двоих, что сам я понимал с трудом; любили лошадей, чего уж я совсем не понимал. А еще они любили кошек и морских свинок, хомяков и крыс. Изначально любили все, что было способно ходить или ползать. И эту курицу они любили, что внушало мне нешуточный страх.
Отвечая на мой вопрос, Пэм не смотрела мне в глаза, а это всегда было дурным признаком. Не отрываясь от газеты, она сказала:
– Хочу найти семью, которая возьмет ее к себе. Отдам на ферму где-нибудь поблизости, хорошо бы совсем рядом, чтобы девочки могли ходить к ней в гости.
Такое здравое суждение пролилось на меня летним дождем. Значит, она обо всем уже подумала, даже все рассчитала и не спорила с тем, что курам лучше жить среди себе подобных. Надо было мне на этом и остановиться, но сгоряча я добавил:
– Действительно, надо же дать ей жить так, как положено курам.
– А она и живет, как положено курице, – парировала Пэм. Я понял, что брякнул лишнее. – Я как раз просвещаюсь на этот счет, – ага, вот это совсем дурной признак, – и вижу, что куры могут жить очень по-разному. Во многих случаях – куда лучше, чем в тесном курятнике, где вынуждены нести яйца для какого-нибудь фермера, который торгует молоком, а кур совсем не ценит. Мне просто нужно подыскать ей самое подходящее место.