Вот только свидетели, все как на подбор, не вызывали у местного населения ни малейшего доверия. Одни только, прости Господи, шалавы и пьяницы… Из тех человеческих отбросов, что и на исповеди крупицы правды не произнесут.
С одной стороны, оно и не удивительно, – упырь охотился за своими жертвами ночью, а кому из порядочных граждан в это время суток дома не сидится? А с другой – репутация, особенно в небольших местечках, это приговор без права обжалования. Дается навечно, а то и по наследству переходит.
Так что «полуночное панство» могло хоть до Судного дня бить себя в грудь и горланить об упырях и призраках, ниспосланных сатаной за тяжкие грехи, никто бы в Залесье и за ухом не почесался, если бы не одно «но»! Люди в районе фольварка Якалов действительно стали пропадать чаще. Самые разные… И это уже не могло оставаться незамеченным.
Первой из приметных жертв стал Гжегож Цибульский.
Он приехал к Вацлаву Ружичке с ближнего хутора – привез на продажу солонину и домашние копчености. В тот день оба кума хорошо расторговались и задержались в городской корчме допоздна. Потом еще где-то добавили, – и домой, в одно из «общежитовских» имений возвращались далеко за полночь.
Опрошенные участковым свидетели утверждали, что еще издалека слышали, как они горланили на два голоса «Та остатня недзеля». Потом оба завопили так, словно подрались… А вот между собой или с кем-то еще, свидетели не видели. Но ничьих третьих, кроме криков кумовьев, не слышали. А спустя несколько минут, с воплем: «Упырь!» – к дому прибежал весь окровавленный Вацек. И упал без сознания…
Вооруженные кто чем соседи, прибежав на место предполагаемого нападения, нашли изрядно утоптанную траву, много крови и окровавленное тряпье, в котором опознали фрагменты одежды Цибульского. Само тело хуторянина, несмотря на весьма тщательные поиски, обнаружено не было. Из слов приведенного в чувство Вацека ничего вразумительного узнать не удалось. Но так как участковый инспектор обнаружил в его карманах весьма солидную сумму, примерно такую, сколько можно было выручить от торговли всем привезенным товаром, то как ни божился Ружичка, что даже пальцем кума не тронул и сам чудом жив остался, его арестовали, а дело закрыли. Ну, не упыря же милиции ловить. В самом деле…
Второй жертвой стала Агнешка Перина.
Как бы в насмешку над собственным именем, юная особа весьма приятной наружности и такой же фигуры не утруждала себя в выборе способа добычи хлеба насущного, решив, что родители и природа дали ей все необходимое для безбедной жизни. Но при этом панночка проявляла похвальную гражданскую сознательность и со швабами во время оккупации не тягалась. Возможно, поэтому соседки ее и терпели.
В общем, как барышня в потемках выходила из дому «до працы», видели многие, а вот возвращения – не дождались.
Встревоженные предыдущими событиями, обитатели «общежитий» дела на самотек не пустили, и на следующий день подворье и руины фольварка Якалов были осмотрены со всей тщательностью. Хоть и без участия представителя власти. Но ни крови, ни тряпья не нашли. Зато неподалеку от проклятого места в кустах валялась сумочка девицы. Что характерно – не выпотрошенная. Весьма скромная сумма рублей и злотых, документы панны Агнешки на фамилию Солтыс, а также обычный набор женских безделушек – все оставалось в целости и сохранности. Только ремешок разорван. Словно сумочку рывком сдернули с плеча девушки.
Тело Агнешки тоже не обнаружили… Впрочем, и этот случай при желании можно было легко объяснить, не привлекая к событиям силы потусторонние. Ибо, как сказала пани Тереза, «Если пануся с детства ищет приключения на свою пенькну [18] дупцю, тот она их непременно найдет…»
Зато третий случай заставил «спальный» район Залесья насторожиться очень серьезно. Поскольку еще через день пропал здешний почтальон…
Пана Антося, щуплого, невысокого мужчину, совершенно неопределенного возраста, с таким же, не имеющим года выпуска, велосипедом и распухшей от корреспонденции, потертой до белизны кожаной сумкой в Залесье знали все. Жители от мала до велика и каждая собака… При том что менялись не только кабыздохи на подворьях, но и хозяева домов, а понимание, что это «свой», переходило к новому псу как бы по наследству. И никогда ни одна собака не то что не укусила пана почтальона, но даже дребезжащий, как звонок, велосипед не облаяла.
Маршрут пана Антося был расписан по минутам, и все жители городка, не имевшие возможности обзавестись часами, узнавали время по его перемещениям с точностью до минуты.
Сколько раз, слишком увлекшиеся разговором, соседки всплескивали руками и торопливо прощались, приговаривая: «Ой, что-то мы, пани Марыся, сегодня совсем заболтались! Смотрите, пан Антось уже возле скрыньки [19] Пурхавок остановился! Неужто, половина двенадцатого?! Скоро мой на обед заявится, а я еще и тесто не замесила!..»
Неотъемлемым и важным для расследования штрихом к общему портрету разносчика почты была допотопная берданка, выданная сторожу одновременно с открытием почтового отделения в Залесье. Еще в те времена, когда Польша входила в состав Российской империи, а сами поляки и не помышляли об освобождении от гнета царизма. Ну, или не говорили об этом вслух.
Ружьем пан Антось владел на том основании, что помимо обязанностей почтальона числился в своем ведомстве еще и сторожем. Ну, а кому еще сторожить, если и жил он в том же доме, только в правом крыле и вход сбоку? Комнатка так себе, каморка три на три… Раньше там невостребованные посылки держали, архив учетных тетрадей и прочий бумажный хлам, неизменно накапливающийся в любом учреждении. Впрочем, комнатка тут ни при чем – пан Антось ее даже не закрывал на ключ. Дело – в берданке.
Хотя нет, именно поэтому почтальон и таскал ружье с собой, опасаясь, что оно может попасть в руки какому-нибудь сорванцу. Опасаться опасался, но патрон при этом в стволе держал. На всякий случай. Правда никто в Залесье не представлял, что существует такая ситуация, в которой пан Антось может спустить курок. Но все в этом мире раньше или позже случается. И легендарная берданка тоже выстрелила…
Конечно же, помощи своему владельцу старое ружье не оказало. Более того, как потом предположил доктор Циммерман, разорвавшись при выстреле, оно могло бы стать причиной гибели почтальона, если бы сердце пожилого мужчины не разорвалось раньше. На день смерти пану Антосю, как оказалось, было больше восьмидесяти. Точнее причину смерти врач установить не смог из-за отсутствия головы потерпевшего.
Так вот… Берданка выстрелила почти сразу после того, как почтальон закончил свой маршрут, доставив в «общежитие» письмо пане Малгожате Кепскей от сына из армии. Точнее, когда пан Антось уже поравнялся с воротами проклятого фольварка.
Лучше всех произошедшее видел Войцех Гамулка. Он хотел стрельнуть у почтальона папиросу, но слегка замешкался и не успел перехватить пана Антося до отъезда. Поэтому побежал следом…