За милым щебетанием бывшей жены Алексей не заметил, как день перешел в вечер, вечер — в ночер, а уютное кресло оказалось замененным сначала джакузи («Нет, ты обязательно должен узнать, что это такое»!). В конечном итоге, когда Нертов утром продрал глаза, то запоздало сообразил: у неизвестного ему Лишкова, пребывающего нынче в московской командировке, выросли вполне развесистые рожки. За что боролся…
От Светланы Алексею все-таки удалось удрать только поклявшись, что после встречи с родителями он обязательно ей позвонит…
— Ну что, наследничек, — хохотнул Юрий Алексеевич Нертов, которому сын вкратце поведал историю про увольнение со службы, — надеюсь, больше тебя в прокуратуру не тянет? Как говорят мои немецкие партнеры, в каждом большом свинстве есть как минимум маленький кусочек вкусной ветчины. Все, что не делается — к лучшему…
Ближе к концу вечера отец вернулся к теме трудоустройства сына, заметив, что Алексею было бы неплохо устроиться на работу в какой-нибудь солидный банк.
— Знаешь, есть у меня один такой на примете. Руководит им мой добрый знакомый, а ему позарез нужен то ли в доску свой юрист, то ли начальник секъюрити, то ли и то и другое вместе.
Алексей попытался отнекиваться, дескать, знание рукопашного боя — не основная функция для охранника, а опыт в расследовании преступлений мало сгодится для банковского дела. Но отец настаивал и в конце концов Нертов-младший пообещал дать определенный ответ не позднее, чем через неделю…
* * *
Через некоторое время после приезда к берегам Невы Марина лишь улыбалась, вспоминая о своей наивной самонадеянности. А тогда, после разговора в приемной комиссии университета, она безутешно рыдала, сидя на спускающихся к самой воде гранитных ступенях набережной.
— Милая моя, — импозантная дама, руководившая приемом документов, всплеснула руками, — да зачем же вы вообще сюда приехали? Объявили о своем суверенитете — так и живите себе в «незалежности»! Неужели вам мало вузов во Львове, Харькове или в Киеве? А иностранцы у нас нынче учатся только за доллары.
— Но у меня же нет долларов, — обескураженно возразила Марина, — я могу с общим конкурсом поступать.
— Ничего вы не можете, — оборвала абитуриентку импозантная дама, — возвращайтесь-ка лучше домой, пока границы не закрыли.
«Но мне некуда возвращаться», — почти беззвучно пролепетала Марина под аккомпанемент «Все, с вами мы закончили. Следующий»!
У Марины на глаза навернулись слезы и дама, заметив их, несколько смягчилась, посоветовав устроиться куда-нибудь работать, чтобы получить временную прописку. «Если удастся — можете попробовать поступить на вечернее или заочное отделение».
Выплакавшись на набережной, Марина воспользовалась советом дамы из приемной комиссии, через пару дней вышла на работу в одну из городских больниц и поселилась в общаге неподалеку от площади Льва Толстого. В больнице она и познакомилась с Катей.
Новоявленной санитарке удалось поступить на вечернее отделение филфака — филологического факультета и жизнь пошла своим чередом: работа, лекции, подготовка к занятиям, опять работа. Во всей этой чехарде у Марины не оставалось ни времени, ни желания бегать по дискотекам наподобие подружки — Катьки или даже вообще строить какие-либо планы насчет семейной жизни. Манерные мальчики с филфака выискивали себе более перспективных подружек, чем вечно невыспавшаяся санитарка, а больные для Марины были существами какими-то бесполыми. Все тянулось своим чередом, пока не наступил октябрь с раскисшими черно-желтыми листьями на мокрых тротуарах и с вечно моросящим стылым дождем.
Как всегда не выспавшаяся после вечерних лекций Марина прибежала на работу и, едва запахнув халатик, заспешила в сторону реанимации, где девушку ждало мытье полов, невынесенные утки и недовольство дежурной сестры. Но, поднявшись на этаж, она налетела на какого-то представительного мужчину, выходившего из отделения. Наверное, это был новый больной, так как всех «стареньких» она помнила в лицо.
— Ой, только не по голове, — притворно ужаснулся мужчина, осторожно придержав опешившую Марину за плечи, — и, пожалуйста, не падайте в обморок. Это действительно я, а не видение.
Марина, не понимая, что означает это «действительно я», смотрела на незнакомца снизу вверх и лишь хлопала ресницами, а за широкой спиной мужчины она увидела заведующего отделением, который судорожно пытался сделать ей какие-то знаки руками.
Зав. Отделением, и правда, был взволнован. Ночью по «скорой» в клинику привезли самого (!) Павла Македонского. Уже с утра служебный телефон заведующего буквально раскалился от звонков из КПЗ. Только не из той КПЗ, которую в милиции именуют «гадюшником», «клеткой» или официально — камерой предварительного заключения. Звонили из горздрава — Комитета по здравоохранению. И хотя для врача все больные были равны, но, во-первых, клинике не хватало оборудования и медикаментов, а во-вторых, всяких проверок и так было предостаточно. Так что заведующий сделал правильные выводы, бросив все вверенные ему силы на излечение нового больного. К утру тот уже оправился от сердечного приступа и сейчас, осматривая, клинику, величественно раскланивался с узнававшим его персоналом и пациентами.
— Павел Сергеевич, — заведующий попытался обратить на себя внимание, — может вам лучше немного полежать? А то, у вас только-только удалось купировать приступ…
— Помилуйте, — прогудел хорошо поставленным голосом Македонский, — как же можно лежать, когда рядом такая прелестная фея, бросившаяся выражать мне свои чувства?..
«Ничего я не бросилась выражать» — Марина, придя в себя от неожиданного столкновения, решительно высвободилась из объятий и проскользнула в отделение, оставив заведующего наедине со странным больным.
— Вам следует серьезнее относиться к своему здоровью, — меж тем увещевал пациента врач, — мы еще лет двадцать назад прически «под Македонского» носили. И я бы, честно говоря, хотел, чтобы ближайшие годы ничего не изменили. А вы себя не бережете…
При упоминании о двадцати годах Македонский недовольно дернул губой. Когда-то он был и впрямь необычайно популярен — бессменный герой-любовник, у парадной которого вечно дежурило несколько поклонниц. Они были очень настырными, эти глупые почитательницы таланта. Настырными настолько, что артисту приходилось то удирать через черный ход, то ночевать где-нибудь у знакомых, что, надо заметить, было довольно утомительно. А однажды Павел Сергеевич не выдержал и, взяв в прихожей веник, отшлепал им наиболее нахальную девицу.
Но это все было в прошлом. Правда и сейчас он не выглядел на свои сорок лет, сохранив подтянутую фигуру и имидж. Но седые пряди в волосах и морщинки в уголках век возраст выдавали. К тому же спрос на артистов упал, в театре платили сущие гроши, а ролей в кино не предлагали — все кинотеатры, телевидение и многочисленные ларьки, торгующие пиратской видеопродукцией, были завалены всякой американской мутью. Отечественный же кинематограф еще не успел узнать вкус собственных «мыльных» сериалов, безумно захирел и, казалось, бьется в агонии, изредка выплевывая всякую чернуху, воспевающую то жития воров в законе, то обыкновенных бандитов. Поэтому любое упоминание о прежних временах выводило артиста из равновесия.